Сунлинь Ван огляделся. Змея, недавно скинутая им с дерева, все еще неспеша ползла прочь, оставаясь в зоне видимости.
Достопочтимый алхимик не любил жестокости, даже по отношению к самым подлым людям, а уж к животным, пусть и норовящим сожрать тебя – тем более. Но никогда не знаешь, что ждать от милого старичка.
Бальмедара налила всем сладкого нектара, но он как-то не шел – даже барон с его практически бездонным желудком тянул напиток неохотно. Всем было неудобно, что они не выразили должных почестей – хоть магиня и уверяла, что все в порядке, и ей стоило предупредить их самой, она просто не хотела портить впечатление от ритуала.
Настроение – в случае Брамбеуса, аппетит – стало медленно, но верно возвращаться, и все трое лемурийских гостей разбрелись кто куда: барон отправился искать съестное, чтобы не смущать хозяйку, художник пошел рисовать на пленэре, а профессор устроил прогулку меж древних строений в сторону рынка – того самого, где ранним утром он встретился с Аполлонским и, похоже, умер, но не здесь и сейчас.
Раздумья Грециона, говоря откровенно, не приводили его ни к каким выводам – он дрейфовал, как корабль без навигации посреди бушующего шторма, а где-то под бортом поджидал затаившийся змий-Ёормунганд. Профессор поймал себя на мысли, что даже в метафоре – играющей в голове картинке – ему снова привиделась рептилия, а это пахло уже какой-то паранойей, с учетом того, что колонны, фасады домов и даже места под скосами крыш были украшены этими каменными тварями. Психовского, привыкшего в этом оттиске оказываться правым, раздражало, что он не может прийти к даже малюсенькому выводу, не понимает, как связать все накинутые на него нити в одну паутину, в центре которой поджидает паук – хотя нет, погодите, змий, конечно же.
Древние строения из белого камня – то рельефные башни с будто чешуйчатыми куполами, то дома с открытыми крышами, на которые можно было спокойной вылезти – давили на сознание, заставляя его работать и скрежетать, но по сусекам как-то особо не наскребалось.
Профессор не заметил, как дошел до рынка, где лемурийцев, по сравнению с ранним утром, прибавилось – люди покупали… нет, точнее, обменивали товар на товар. Как сказал Аполлонский, так работал Духовный Путь – и, раз это место существовало одно на все возможные версии реальностей, так он работал везде.
Вот тут в голове Психовского что-то щелкнуло, но он этого не заметил. Пока что.
Грецион вглядывался в лица лемурийцев – худые, с ярко выраженными скулами, но счастливые, не изнуренные ни голодом, ни каким-то рабским трудом. Люди смеялись, или просто улыбались, или ходили задумчивыми, а может слегка грустными – парад эмоций не скупился на разнообразие. Профессор подумал: а почему его так беспокоит этот Духовный Путь? В конце концов, почти любая религия – нынешняя или былая, – любая идеология, любой набор ценностей – этот тот же Духовный Путь, только под другим соусом. Грецион припомнил пословицу, как оно там говорится? Хоть горшком назови, только в печь не ставь. Ну вот что-то из этой оперы.
Второй щелчок в голове оказался чуть громче, но Грецион отвлекся на один из прилавков и из любопытства решил прогуляться до него – мимо каскадом плыли древние колонны.
Профессора затянула их гипнотическая привлекательность, и он даже не заметил, как кто-то резко схватил его за руку и утянул в сторону, в тень, в один из бесконечных коридоров-продолжений храма.
– У нас очень мало времени, – Психовский даже не успел прийти в себя, а его уже атаковали вопросами.
– Да что б вас, – не выдержал профессор. – Мне и так хреново, а вы меня еще решили похитить и закружить. И вообще, кто вы, черт вас подери…
Приступ злости, спазмом сжавший мозг, сошел на нет, когда Грецион наконец-то смог сосредоточиться и разглядеть утащившего его человека.
Профессор обомлел – в тени длинного храмового коридора перед ним стояла стройная девушка с сединой в по-чудному остриженных волосах, в перепачканной, мокрой и порванной одежде. И она почему-то показалась Грециону одновременно такой знакомой и незнакомой, словно он видел ее своими, но чужими глазами.
– Боги, это сейчас не столь важно, потому что Дракон… – девушка замялась. – Вы тот, кто погнался за Вавилонским Драконом, а я та, кто выпустила Вавилонского Дракона. И слишком поздно поняла, что натворила.
– Грецион Психовский, очень приятно, – ничего умнее профессор сказать не придумал.