Рядом бухнулся Аполлонский.
– Похоже, в какой-то другой версии мира сего ты грохнулся на меня и раздавил, – протянул Грецион, массируя лоб, хотя это хотелось сделать со всем телом – навязчивое дежавю с пришедшей тошнотой и ноющей головой помножилось на боль в костях, суставах и мышцах.
– Слушай, ну я же не мешок с кирпичами, обидно, знаешь ли…
– Да когда ж да тебя, тупого идиота, дойдет, что у меня дежавю, – не выдержал профессор.
– А, – раздалось из соседних кустов. – Тогда да, хоть мешок с кирпичами, хоть с цементом, ты только успокойся.
– Не указывай мне, что делать! – проскрежетал Психовский и застонал. – Феб…
– Да-да?
– Что, опять, да?
– Если ты имеешь виды, начал ли ты опять на меня спонтанно орать – то да, Грецион, именно так.
– Черт возьми, ну почему…
Психовский попробовал встать, но тело очень непрозрачно намекнуло, что без посторонней помощи не справится.
– Это вы? – раздался вдруг голос. Профессор, лежащий лицом к цветному небу, не увидел говорившего, но узнал – потому что голос Брамбеуса невозможно было не узнать.
– А кого ты, идиот, еще ожидал увидеть?! Фею-крестную?! – рявкнул Грецион.
– Ой, снова-здарова, – зажмурился художник.
– А, профессор, это вы! – зарокотал борон, но потом резко стал говорить тише. Грубость Грециона профессора, видимо, вообще не смутила. – Какая удача!
– Я, конечно, ничего не имею против солнечных ванн на свежем воздухе в кустах, – заметил Психовский, вернувший самоконтроль. – Но не поможете встать?
– А, точно! – с этими словами, если смотреть глазами Грециона, откуда-то сверху спустилась рука спасения и вытянула профессора наверх – надо отдать Брамбеусу должное, хватка у него была как у строительного крана.
Психовский с трудом, но удержался в вертикальном положении. Профессор отряхнул темно-зеленую толстовку, потер исцарапанное лицо, пригладил желтоватую бороду и посмотрел на красные кроссовки, которые стали скорее коричнево-черными.
– Да, – вздохнул Грецион. – Их точно придется выкидывать. Будь проклята вся это грязь, все эти непонятки, вся эта…
– А про меня там никто не забыл? – дал знать о себе Федор Семеныч, остановив возмущения снова выходящего из себя профессора.
– Да возьми ты и просто встань! Неужели, Феб, это настолько сложно?!
– Да я так, отдыхаю, не обращайте внимания.
Психовский потер переносицу.
– Ну… как скажешь… – профессор, успокоившись и чуть не свалившись, сделал пару шагов в сторону.
– Грецион, хватит издеваться! Я не такой старый, как ты, но все же больной человек!
– Ах ты ж… – ухмыльнулся Психовский. В нынешнем его состоянии очень сложно было понять границу между шуткой и выплеском злобы.
Совместными усилиями художник был поднят. Очки, что удивительно, остались целы – их преследовало какое-то катастрофическое везение.
– Господа, – Брамбеус почти вытянулся по стойке смирно – с таким же успехом можно заставить слона маршировать, – у меня для вас отличное известие!
– К нам приехал ревизор? – не выдержал Психовский, найдя силы на шутку.
– Нет! – не поняв литературной игры, серьезно возразил барон. – Я…
– Ох, какие люди! – вдруг всплеснул руками Аполлонский. – И где же вы пропадали?
Грецион повернулся и увидел подходящего к ним алхимика.
– Да, это и есть то самое известие, о котором я собирался сказать, – пробубнил расстроенный барон.
– Достопочтимый Сунлинь Ван, – поклонился профессор. – А ваш переводчик… бедный парень.
– Увы, – откликнулся старый китаец. – Но у нас совсем нет времени…
Сунлинь оборвал фразу, взглянув на усталые и слегка пожелтевшие глаза профессора.
– У вас глаза цвета Королевского Золота…
– Да? И сколько за них дадут в ломбарде?
– Это не шутки, профессор.
Психовский подметил обрубки веток с дырками и змеиный клык на поясе алхимика, но решил все же осветить более насущную и важную тему:
– Если вы про изыскания Заххака и Вавилонского Дракона, то мы в курсе.
– Боюсь, что вы в курсе не до конца.
– Тут вы правы, – подтвердил Федор Семеныч, ощупывая лицо на предмет переломов и рваных ран, хотя там были только царапинки, царапины ну и, ладно, большие царапины. – С нами не захотели делиться всем злодейским планом.
– Вы знаете про Вавилонского Дракона, но гадаете, что он такое, и почему должен быть взаперти – продолжил Сунлинь Ван.
– Ну наконец-то! – всплеснул руками Грецион. – Неужели хоть один человек даст внятный ответ на вопрос, которым я задавался миллион раз?
Потом Психовский задумался.
– Погодите, – не дал старому китайцу ответить профессор. – А вы откуда знаете, что тут происходит, да и еще то, чего мы не знаем?