– Вавилонский Дракон, как нам всегда рассказывали, и был создан с той целью, чтобы хранить души – давно, когда не было ни меня, ни вас, ни Духовного Пути, ни Заххака. Последний, кто посмотрит в глаза зверя, и умрет после этого – становится частью Вавилонского Дракона, его душа оказывается внутри его.
– Поэтому ваша мама и думает, – догадался Федор Семеныч, – что вы внутри Вавилонского Дракона. Но это не вы…
– Да, – кивнула Инара. – Но Вавилонский Дракон – вместилище царей, потому что перед тем, как наш, или Вавилонский правитель умирал, он специально смотрел в глаза зверя, попадая в его нутро. Вавилонский Дракон и есть помесь всех душ, попавших в него – и где-то на затворках его сознания живет то самое звериное «я», которое мне так стало жалко…
– Конечно же, – вдруг хлопнул себя по лбу Грецион. – Ритуал подменного царя!
Художник и барон непонимающе уставились на него.
– Вавилонский ритуал подменного царя. Как же вам объяснить… Во время праздников, в частности, Нового Года, когда царь совершал ритуал унижения и очищения, его место занимал либо другой человек, либо статуя – таким образом, трон не оставался пустым, а все порчи и заклятья скапливались на подменной фигуре. В магии такое тоже практиковали – чтобы снять сглаз, использовали фигурки, подменяющие человека на время ритуала. А Вавилонский Дракон… получается, апогей подменного царя – умирающие цари подменяли себе смерть, если хотите, смерть забирала их тело, а их суть, их я, оставалось внутри Дракона, в этом безумном котле… Я ведь прав, Инара?
Девушка, дивясь догадливости Грециона, кивнула. Потом прищурилась – посмотрела в его глаза.
– Ваши глаза, профессор…
– Да что ж с ними не так! – сорвался Психовский. – Что, тоже скажете, что цвета Королевского Золота?! Ну давайте, давайте!
– Но Заххак, – Инара решила проигнорировать всплеск Грециона, – нашел этой способности еще одно применение. Все, кто оступаются с Духовного Пути, теряют свое я – они все становятся частью Вавилонского Дракона, умерев, перед этим посмотрев в его глаза.
– Прам-пам-пам, – кашлянул Аполлонский. – Вот тебе, бабушка, и Духовный Путь.
– Геббельс сейчас завертелся у себя в гробу, – бросил Психовский.
– Да и пусть себе вертится на здоровье, – сплюнул Федор Семеныч.
– То есть это и есть главная причина, по которой дракон должен быть взаперти? Зодиакальная Эклиптика отходит на второй план? – профессор взмахнул рукой. – Просто скажите, коротко и ясно, да или нет?
– Нет, – неожиданно для всех проговорил Сунлинь Ван.
Поймав непонимающий взгляд Инары, он продолжил:
– Вы не знали? Я догадывался, что всем об этом не говорят, но, – он набрал воздуха. – Вавилонский Дракон создан, помимо прочего, из остатков Змия, чудовища, убитого на заре времен, чудовища, которому и посвящен тринадцатый Зодиака.
– А я ведь говорил! – ободрился профессор, в этом оттиске всегда сияющей от своей правоты. – Говорил, что это место связано с Тиамат, которую разорвал Мардук, или с ацтекским Пернатым Змием – не важно, с любым из воплощений, видимо, одной сущности.
– Тиамат, как вы говорите, профессор, – продолжил мысль старый китаец. – Это воплощение первозданного зла – того зла, того дракона, если хотите, который живет внутри каждого из нас, ведь всякое зло приходит изнутри, а не извне…
– И поэтому Вавилонский Дракон – тоже воплощение зла внутри нас? – предположил Федор Семеныч, голова которого пухла от мифологической информации.
– Да. Можно сказать, что это последний осколок Тиамат, или любого Змия – поэтому Дракон должен быть взаперти. Потому что его природа может взять верх, и тогда…
– Оно пробуждается, – пробубнил Грецион. – Вот про что говорили маги. Как же все оказывается сложно, столько причин, а я до сих пор не пойму, почему мне так дурно около этого зверя!
– Это тогда получается, – у Федора Семеныча кончились силы стоять, и он просто плюхнулся на кусты – порвать и без того рваные штаны еще больше уже совсем не беда, – что Дракон всегда живет внутри человека, а тут внутри Дракона живет… человек? Точнее, люди – я про этих ваших царей.
– Получается, что так, среброкистый. Вавилонский Дракон – мы, вывернутые наизнанку.
– Звучит не очень поэтично.
– На деле – еще хуже.
Бальмедара смотрела на сидящего в клетке Вавилонского Дракона, глаза которого были полны чересчур человеческой грусти. Он перестал бороться, пытаться сбежать и даже брыкаться – понимая неизбежность своей судьбы, Сирруш все же подчинялся.
Даже когда клетку иногда открывали, существо просто вяло выползло из нее, не предприняв никаких попыток к спасению – в чем смысл, если цепь с ошейником и так не дадут уйти далеко. И даже если убежать совсем далеко отсюда – в другие оттиски, даже начав прыгать по ним, – все обернется точно так же, вновь будут холодные металлические прутья, цепи и гнетущее одиночество. Эти мысли, выраженные, конечно, нечеловеческими словами, теперь полностью захватили сознание Вавилонского Дракона.