Аполлонский с важным видом поднял палец и хотел, видимо, заметить что-то еще, но не успел – упал, закрыв руками уши. Грецион, Инара и Сунлинь Ван только успели переглянутся прежде, чем тоже свалиться.
Голову рвал какой-то неприятный, высокочастотный звук, помешанный со скрежетом метала – словно бы в сварочном цехе решили провести мелом по доске. Ноздри заполнил едкий запах гнили, пришедший на смену лакрице, скисшим ягодам, зубной пасте и корице – храм внезапно стал действовать на всех одинаково, а в воздухе, словно усиленные чем-то, заискрились далекие, произносимые шепотом слова.
– Чертовы письмена, – заорал Психовский про себя. Он хотел озвучить мысль, но у него не вышло – звук и запах были так сильны и отчетливы, что приносили какую-то неслыханную боль. – Это Заххак…
Барон Брамбеус стоял, хлопая глазами и вообще не понимая, что происходит.
– А чего вы все вдруг попадали? – спросил он.
Грецион еле-еле поднял руку и ткнул в сторону исписанных стен.
– А, опять какая-то магия. Это те запахи и звуки, о которых вы говорили еще тогда? Я-то уж думал, что все просто сошли с ума, а я один тут остался в здравом уме…
Брамбеус начал соображать, как бы ему спасти ситуацию. В таких далеких от привычных, без примеси магии и фантастического ситуациях, мыслительный процесс в голове барона всегда проходил медлительно и не торопясь, словно вельможа, преспокойно собирающийся на пир и не знающих никаких других дел. Колесо сознания крутилось, а взгляд бегал от стен к валяющимся попутчикам.
Пока Брамбеус думал, профессору совсем поплохело – звуки в голове стали металлическими, острыми лезвиями начали резать нутро, вторгаться в сознание, словно заставляя его испытывать боль насильно, превращать фантомные страдания в физические. Грецион не выдержал – его организм сдался, уступив место сладкому забвению, где нет ни боли, ни страдания, ни звуков, от которых сводит мозг…
В сознании всплыли два огромных глаза, манящих за собой, на недосягаемую глубину – два глаза, которые профессор увидел, когда Дракон пронесся мимо, там, внизу, около храмовых колонн, два глаза, полные невозможной бесконечности…
И Грецион Психовский умер.
Змееносец. Глава 13. Пути Духовные вполне исповедимы
В каждом дремлет дух дракона,
Все мы с ним рождены.
Власть и жадность – вот законы,
Что играют людьми.
«Ария»
Грецион-Змееносец, так удачно оказавшийся под своим Зодиака, дежавю не испытал – оно прокатилось по другим оттискам, но только не по этому. Только привычная дурнота никуда не делась – только сделалось сильнее от скрежетания в голове и запаха гнили.
Брамбеус все еще соображал, даже в этом оттиске. Вариантов-то было не так много – если он правильно понял знак профессора, что надо было учудить какую-то пакость с письменами. Только вот стену барон даже при всем желании не разломал бы, тем более что надписи оказались повсюду. Замазать заклинания было нечем, а ружье – вот так подстава – в этой ситуации никуда не годилось.
Вдруг на Брамбеуса снизошла идея, в голове слабым огоньком замерцала та самая лампочка прозрения. Если он понял ситуацию правильно, то все дело в том, что кто-то где-то шепчет какие-то слова, из-за заклинаний на стенах они становятся сильнее, а звуки в голове причиняют боль…
– Что ж, – рассудил барон. – Тогда ситуация решается на раз-два. Нет звука, нет заклятий, нет и проблем.
Брамбеус набрал в грудь воздуха и заорал, что есть мочи. Древние камни словно бы задрожали и скукожились, ведь по храму понесся рык великана, клич предводителя викингов, пропущенный через сотни рупоров – Барон кричал, не останавливаясь. Голос громом катился по коридорам, не видя препятствий, проходя сквозь стены и даже снося незадачливых насекомых, не ждавших никакой беды.
Не переставая орать, схватив ружье под мышку, Брамбеус потащил все еще лежавших попутчиков вверх по лестнице, возвращаясь то за одним, то за другим.
Тут барон обратил внимание на какой-то невнятный писк, но не стал особо задерживаться на этом нюансе. Писк повторился – оказался голосом Федора Семеныча.
– Барон, хватит! – кричал тот, но его голосочек просто млел по сравнению с каменным ором Брамбеуса. – Хватит, все кончилось!
Барон остановился, только когда Аполлонский не выдержал и пнул его.
– Спасибо, а то последние две минуты мы страдали не от заклятий, а от вашего крика.
– Ого, – обалдел барон, дивясь результату. – У меня что, получилось?
– Как видите, – кивнул художник, – вы заглушили эти отвратные звуки, а потом все вернулось на круги своя. Надо же, эти письмена работают почти как колонки – весь храм в динамиках, ого.