Она дернула за край скатерти, от чего половина еды рассыпалась и разлилась на стол. Я с каменным лицом нанизал на вилку кусочек куриного филе и окунул в разлитый на столе белый соус.
– Арревуар, мон шери! – помахал я, ей вслед, закидывая заодно филе с соусом в рот.
– Дим! – выкрикнул Колон. – Что это было такое?
Он в ярости вскочил, бросая взгляд то на меня, то на уходящую Эшли.
– Не горячись, друг мой. «Арревуар, мон шери» – на французском языке означает «До свидания, моя дорогая». Всего-то, – ответил я спокойно.
– Выключи уже своего надменного хама! Я про то, что ты только что, своим эгоцентричным ехидством лишил меня девушки. Как вообще можно с тобой знакомить кого-то, если ты неисправимый кретин, – кричал Колон, ударяя ногой опоры моего стола.
– Да брось, Колон. Как ты можешь быть одиноким, если у тебя есть я? Конечно, ты можешь утверждать, что вселенная нематериальна и мы тоже, но все же, я здесь, друг. Сижу перед тобой и ем курицу в чесночном соусе.
– И ты мой самый лучший друг? Хотя нет, ты был самым лучшим другом, – он вытер руки о салфетку и бросил ее мне в лицо.
– Спасибо, Колон, как раз не знал, чем вытереться, а то испачкался! – крикнул я вслед Колону, который меня хоть немного ценил.
Провожая взглядом моего лучшего друга, я остался сидеть один. Один в холодной пустоте особняка. Тишина была настолько идеальная, что мне уши закладывало. Закинув голову на спинку стула, я взглянул на потолок, украшенный шикарной огромной люстрой из хрусталя. Каждая деталь этого изделия гармонично покачивалась, при этом, не задевая своих сотоварищей. Казалось, если разбить хотя бы одну часть этой громадины, то вся четкость и слияние в одно целое, рухнет. От недостатка даже одной детали, люстра падала в цене и величии. Так и я с Колоном, оторвалась часть от моей полноценной жизни. Глупости, что я сказал, были лишними, но, несомненно, точны в своем прогнозе. Хотя бы в этом я был уверен.
– А теперь, когда остался без своей самой сильной поддержки, откуда я пришел? Кто я такой? Куда иду? Я осознаю бесполезность слов, но и уважаю их величие. Словами можно обидеть. Заставить ненавидеть, предать, убить. В то же время, слово лечит, вдохновляет, делает счастливыми совершенно отчаявшихся людей. А мне… Мне слова приносят лишь боль.
Глава третья
Шесть лет назад.
– Ты уверен, что хочешь этого? Может не нужно торопиться? Все-таки мы еще так молоды, – проговорила Ева.
– Я уверен, родная, на сто процентов. Тебе всего-навсего нужно время. Ты, наверное, немного шокирована происходящим. И я тоже, дурак, не подумал, что это может тебя оттолкнуть. Но точно знаю, что без тебя жизнь мне не мила, – проговорил я, с уверенностью на душе.
– Мм, думаю ты прав. Нам нужно скрепить наш союз чем-то более высоким, нежели просто словом «пара», – улыбнулась она, как мне показалось, немного фальшиво.
Я приподнял ее нежное лицо рукой. Я до сих пор сходил с ума по ее бархатной коже, золотистого цвета.
– Родная, у меня есть все для нашего счастья, все, чтобы беззаботно прожить до конца наших дней, чтобы где-нибудь в Швейцарии в уютном домике растить наших детей. Мы будем самыми счастливыми родителями в мире и никакая беда или печаль нас не разлучит. Она отвернулась, то ли от слез, которые не хотела показывать мне, то ли от сомнения, что таилось у нее в душе.
– Дим, дорогой, любимый, дай мне время все обдумать. Нужно столько всего обсудить с мамой, папой, без их согласия я не могу оставить родительский дом. Они все, что у меня есть в этой жизни. Ты ведь меня понимаешь? – сказав это, она поцеловала меня.
– Да, ты права, об этом я не подумал. Эмоции нахлынули. Прости.
– Не расстраивайся, милый. Я уверена, у нас все получится.
– Я тебе верю. Люблю тебя.
– И я, – прошептала она.
Самое сложное, что мне приходилось делать в жизни, кроме поступления в университет, так это разговор с моим отцом. Отец, который в детстве жил в небольшом потрепанном домике на окраине города, продавал на улице газету. В обед, когда вся газета расходилась на ура, он шел на склады около железной дороги, разгружать вагоны с товаром. Вечером усталый, с забитыми руками, он шел в бар «Чиперфилд» недалеко от дома и там натирал обувь, приходящим гостям. Хозяин этой забегаловки был щепетилен по поводу чистоты и поэтому желал, чтобы все посетители были в аккуратной обуви. Я, выросший в хороших условиях, с кучей прислуги, никогда не пойму человека, который прошел через столько испытаний, чтобы добиться богатства и власти в итоге.