-Да, Николь Александровна.
Эклера под рукой не было, пришлось идти на растерзание без прикорма. Я сидела, а Ковин ходил по кабинету как разъяренный лев, благо пространства свободного было много, ещё не всю мебель внесли, а после нашего последнего погрома мало что уцелело. Через полчаса мне это надоело.
-Что случилось, Андрей Владимирович?
-Этот циркуль что удумал, говорит документы подпишу если секретарь твой ко мне работать пойдет. Фиг ему.
-А я согласна.
-Что?
-Согласная я, он же меня плохо знает, через пару недель он вам меня с доплатой возвращать будет.
-Точно?
-Зуб даю.
-Всё не бросите свои тюремные фразочки. Точно вернетесь?
-Если обратно возьмете, но с определенным условием.
-Каким?
-При возвращении узнаете.
-В очередной раз влипну с вами в историю, хорошо согласен, готовьте документы на увольнение.
Документы как всегда сделали быстро...
Голос Петра Лещенко наполнил Зимний сад:
Забыла клятву нашу:
Навеки быть со мною.
Ушла, не оглянувшись,
И стала вдруг чужой.
Ушла и ты, уйду и я.
Но, как всегда, я буду
Молиться за тебя.
Скучно.
Мне хочется забыться,
Забыть весь мир, всё,
Забыть тебя.
Грустно.
К чему же мне томиться,
К чему же жить мне,
Коль нет тебя?
Ты ведь ушла с другим
И больше не вернешься.
А для меня осталось
Лишь забвенье.
-Скучно. Мне хочется напиться,- старательно подпевал Ковин, прикладываясь к бутылке и занюхивая лавром, старательно выращенным Николь.
Действительно было невыносимо скучно, как ему не хватало этой чертовой язвы. Екатерина честно пыталась заменить Ники, даже купила сборник анекдотов, но все это было жалкой заменой. Не радовал даже многомиллионный контракт. Раньше ведь как 'принял-уволил-принял', а сейчас... Она конечно пообещал вернуться, а вдруг ей там понравится или хуже влюбится там в кого, и не вернется. А сколько уже с ней пройдено - и крокодил, и Ледовитый океан, и попугай, а как она в карты играла, никогда в его жизни не было такого разнообразия, а теперь опять скука, вечный русский сплин. Нужно ее что ли навестить...
Но времени выбраться в министерство так и не нашлось, через две недели мне улыбнулась удача, мы столкнулись с Николь и Шпитцбольштихелем, Савва Игнатьевич уже прибывал не в столь радужно состоянии. И скоро мне стало понятно почему, все шли к Николь, все вопросы стала решать она, без ее ведома ни одна бумажка не делалась, ни одна закорючка не ставилась. И скоро все вопросы отнесенные к компетенции министра стала решать она 'Сейчас разберусь с бумагами, и займусь страной', стала она часто говорить. По слухам Савва как-то раз подмахнул какой-то документ в обход нее и получил такую взбучку, что больше и не высовывался. Теперь в руках Николь была такая власть , которую я ей предоставить не в состоянии. Не вернется она ко мне.
Ты министр или не министр? что какая-то девка управляет вместо тебя, - вот уже который день пилила его жена и несчастный Савва каждый раз обещал разобраться с Николь. Но видя своего грозного секретаря пасовал, и как Ковин с ней управлялся, танк, а не женщина?
Скучно. Мне хочется забыться, Забыть весь мир, всё, Забыть тебя. Грустно. К чему же мне томиться, - напивала в просторной приемной Николь.
А действительно к чему мне томиться, пора заканчивать эту комедию, да и по садику своему я соскучилась, и по Екатерине, и что самое странное даже по Ковину скучала.
-Я министр или не министр, - сказал почти громко Савва.
-Министр, - подтвердила Николь
-Так почему вы делаете мою работу? - тихо спросил Савва
-Так увольте меня и делайте свою работу.
-И уволю, - еле слышно сказал Савва.
-Увольте, - подначивала Николь.
-И уволю, я же министр, - шепотом сказал Игнатьеч.
-Вам помочь? Вот заявление, вот приказ, вот трудовая, вот приказ о назначении нового секретаря. Подпишите и я абсолютно свободна.
-И подпишу.
Николь даже пришлось поддерживать дрожащую руку Шпитцбольштихеля, когда он подписывал документы, вот и печати ей самой пришлось ставить. Свободна, урааааааа!
Вернулась снова ты,
Вернула счастье мне,
Забуду мир с тобой наедине.
Конец томленьям всем,
И снова ты моя.
О! Как страдал я без тебя.
Опять пел Петр Лещенко в Зимнем саду. Николь в лицах рассказывала о своем последнем увольнении и я, и Екатерина от души хохотали, так радостно было от ее возвращения, что мы решили отметить это в ресторане.
Они веселились и не знали бедные, что скоро очередное увольнение их разлучит...
>9. Возвращение или опять уволена
А чтоб жизнь Шпитцбольштихелю медом не казалась, Николь пригласила новым секретарем 'Шерон Стоун' местного разлива, ну ту, что ловким движением плеча расстегивала пуговки на блузке, теперь уже дома его пилили по другому поводу
Это что?
Я показал документы, на которой стояла ее виза, 'подписать и платить'.
-Все никак не могу отделаться от министерских замашек, да и сотрудники сами идут все визировать и вопросы решать.
-Избавляйтесь от замашек и всех с вопросами отправляйте ко мне. Ясно?
-Слушаюсь, товарищ главнокомандующий.
Николь отсалютовала и щелкнула пятками, а мне захотелось ей треснуть по лбу этими документами. Зря я сказал, чтобы всех с вопросами ко мне отправляла, целый день я только и делал что отвечал на глупости - а почему туалетная бумага закончилась? Почему дырокол не работает? Где прокладки? Но раз сам приказал, теперь и страдаю.
-Да, что ж они все сирые и убоги, не знают как ксерокс работает, - матерился про себя Ковин на пятый день. Хотя он и сам смутно представлял как работает этот агрегат.
-Андрей Владимирович, мне бы это?
-Что?
-Спросить?
-К секретарю!
-Так она к вам отсылает.
-Николь!!!!!!!!!!!!!!
Николь так и подмывало кинуть в спину огрызком яблока, но воспитание не позволило. Мы прошли в комнату отдыха, видимо Ковин не хотел, чтобы остальные сотрудники слышали его крики и надеялся, что ряд стен заглушит его голос. Бедной Екатерине пришлось долго выгонять из приемной любопытных, некоторые приходили со стетоскопом в надежде подслушать.
-Ну, вот что, ну, вот что Николь, хватит, я сморозил глупость, не надо ко мне всех направлять, а только по важным вопросам.
-А кто ж их знает важные они или нет, тогда четко укажите, что я могу делать, а что ваше.
-И укажу.
Мы до утра делили полномочия, и в обед Николь принесла мне свою новую должностную инструкцию на сто два листа, где-то между девяносто первым и девяносто втором листом меня начал морить сон, но я боролся как мог, я взял штурмом этот талмуд, вроде бы все правильно. Я утвердил и отдал Николь.