Это довольно любопытное явление. Как уже говорилось, сам наш предмет переживает возрождение не только в университетах и других учебных заведениях, но и вызывает интерес у широкой публики, по крайней мере в вопросах, касающихся философии нравственности. Тем более такая профессиональная замкнутость прискорбно отличает англоязычную философию от континентальной философии, прочно вплетенной з интеллектуальную среду материковой Западной Европы и покуда воздерживающейся от опустошительного набега на своих сестер в Великобритании и Соединенных Штатах. Англоязычная философия либо сама тушуется, либо ее игнорируют. Почему так происходит?
Для объяснения этого, особенно в свете вышеупомянутого контраста между англо-американской и континентальной философией, сперва необходимо указать на антиэлитарный настрой, недоверие к интеллектуалам, всеобщее
уравнивание в правах, что крайне характерно для общественной жизни как в Соединенных Штатах, так и — возможно, даже в большей степени — в Великобритании. Эти тенденции заметно усилились за последние полстолетия. Они проявляются в стиле и содержании телевизионных передач и газетных статей, в постоянном давлении на людей, вкладывающих деньги в библиотеки и искусство, и в закономерно растущем, как нам кажется, скепсисе в отношении образования. Стоит ли удивляться тому, что в таких обществах философия не играет доминирующей роли? Да, похоже, одна из причин в этом, но есть еще три других фактора, которыми можно объяснить положение, в каком оказалась философия. Во-первых, возможно, дело в том, как мы уже допускали, что наша дисциплина зашла в тупик. Всем кажется, что философия погрязла в бесконечных и бесплодных дебатах. Сравните это с положением в других науках, в которых исследователи добиваются действительных и неоспоримых результатов. Словно довлеет некое родовое проклятие, подталкивающее звезду к падению. Вовторых, — и это «во-вторых» тесно связано с «во-первых», — такая ситуация обусловлена тем, что многие люди не расположены проводить резкую грань между фактом и мнением. Данный феномен тесно связан с тем, что в указанных странах имеет место договоренность относительно принципов и процедур демократии и противоположных принципов, господствующих в политике и юриспруденции. Вероятно, многие люди, чрезмерно очарованные рыночными моделями, полагают, что достаточно просто подсчитывать голоса по спорным вопросам, вместо того чтобы в дискуссиях открывать истину. Таким образом, они искренне считают, что там, где иссякают факты, мы можем опереться на обычное мнение. Словом, если философы не способны убедительно доказать свою точку зрения, то их высказывания лишены авторитетности. В-третьих, и это опять-таки связано с предыдущими пунктами, существует культ известных личностей. Даже в тех случаях, когда у публики возникает интерес к тем или иным философским вопросам, всегда найдется хорошо раскрученная персона, скорее всего уже заключившая контракт с телевидением, с которой и будут беседовать и консультироваться по тому или иному вопросу, и не важно, будет человек этот романистом, политиком или модным шеф-поваром.
Мы нарисовали весьма мрачную картину, но уже заметны признаки того, что ситуация меняется. Люди начинают понимать, что в нашем беспокойном и сложном мире есть место и философам, способным внести в развитие этого мира свой достойный вклад. Для того чтобы приблизить эти перемены, во-первых, необходимо признание того, что существуют стратегии обучения ясному мышлению, которое не является врожденным и ему можно, пусть и не всегда, успешно научить. Во-вторых, эти стратегии с большой пользой могут быть применены для решения целого ряда проблем, одни из которых, похоже, вечны, а другие, в силу тех или иных причин, требуют безотлагательного решения. Всякому, кто все еще сомневается в важности или эффективности философии, надо лишь поинтересоваться трудами двенадцати представленных в этой книге философов.
1 КУАЙН
А. В. Мур
Введение
Уиллард Ван Орман Куайн (1908-2000) многими считается крупнейшим аналитическим философом послевоенного периода. Он родился, воспитывался и учился — до поступления в университет — в штате Огайо. Куайн окончил Гарвардский университет, где написал диссертацию по формальной логике. Ранние его работы тоже посвящены формальной логике, хотя уже в диссертации была заметна заинтересованность автора в более широких философских обобщениях, заинтересованность, не оставлявшая Куайна в течение всей жизни. В 1932 году Куайн был премирован учебной командировкой в Европу. Это дало ему возможность посещать встречи Венского кружка, группы из 30-40 мыслителей, представлявших разные отрасли знания и регулярно проводивших философские семинары в Вене в период между двумя Мировыми войнами. Группу объединяло стремление сделать философию научной дисциплиной, для чего члены кружка старались использовать формальную логику, знатоком которой и был молодой Куайн. После Вены он провел также некоторое время в Праге и Варшаве. Позже он говорил, что в интеллектуальном плане это был самый насыщенный период его жизни. Именно тогда и там судьба свела Куайна с Рудольфом Карнапом, также членом Венского кружка и одним из ведущих поборников логического позитивизма, к положениям которого склонялся кружок. Большую часть трудов Куайна можно рассматривать как ответ на карнаповскую версию логического позитивизма, которую Куайн отчасти искренне поддерживал, а отчасти столь же искренне критиковал. Но идеи Карнапа в целом оказали глубокое и устойчивое влияние на всю его философскую карьеру.