Благотворительные причины можно назвать причинами телеологическими, то есть направленными. Кроме того, это причины объективные, потому что если у кого-то имеются причины желать и добиваться какой-то благотворительной цели, то и любой другой человек может иметь точно такие же причины. Но поскольку благотворительные причины являются телеологическими и объективными, то они не являются причинами только такого рода, поскольку существуют также другие общественные, культурные и экологические задачи, для решения которых (ради них самих) у нас есть объективные причины. Теории морали различаются между собой тем, какую нравственную значимость они приписывают объективным телеологическим причинам. Согласно консеквенциалистской теории морали, такие причины являются абсолютно фундаментальными, поскольку являются основанием всех моральных требований. Но такие причины никогда не играли центральной роли в других теориях морали, соперничавших с консеквенциализмом, — в контрактуализме или кантианстве. Контрактуалисты и кантианцы пытаются обосновать моральные обязательства не объективно ценными целями, но принципами, которые можно рационально выбрать или которыми можно добровольно руководствоваться, и рациональность конкретного выбора, по их мнению, не требует ссылок на объективные телеологические причины. Парфит утверждает, что ни одна адекватная теория морали не может быть обоснована таким образом. Если моральные обязательства должны выводиться из рационально выбранных принципов, то рациональность этого выбора должна оцениваться в контексте всех существенных причин, включая и объективные телеологические причины. Парфит идет еще дальше, говоря, что если так формулировать кантианские и контрактуалистские теории, то и кантианцы, и контрактуалисты, и консеквенциалисты — все вместе сойдутся на теориях, которые будут неразличимы с практической точки зрения. Так, несмотря на то что кантианцы и контрактуалисты свято верят в то, что их теории опровергают взгляды консеквенциалистов, эти теории в своих лучших проявлениях на самом деле их защищают. Поэтому, как считает Парфит, эти с виду столь разные и соперничающие между собой теоретики на деле лезут на одну и ту же гору, только по разным склонам.
Аргументация Парфита начинается с критического разбора кантовской философии морали. Кант утверждал, что фундаментальный моральный принцип, или категорический императив, может по-разному формулироваться, но значение его неизменно. Парфит показывает, однако, что при всех разумных допущениях разные формулировки категорического императива Кантом на самом деле не являются равнозначными и что некоторые из этих формулировок не могут служить выражением фундаментального принципа нравственности. Согласно самой известной формулировке, формуле универсального закона, человек поступает правильно именно тогда, когда поступает согласно максиме о том, что человек может стать живым воплощением универсального закона (где «может» означает «без нарушения логики»). Парфит показывает, что такое правило не позволяет исключить многие недопустимые с точки зрения нравственности вещи. Рассмотрим следующую максиму: «Если человек белый и в состоянии поработить черного человека, он должен это сделать». Ясно, что совершенно безнравственно поступать в соответствии с этой максимой. Но белый человек может, не нарушая логики, захотеть, чтобы эта максима была признана универсальным законом, или, другими словами, чтобы белые люди при первой же возможности порабощали черных. Если в желании поработить самого себя еще можно найти алогичность, то нет никакой рациональной алогичности в том, чтобы желать поработить кого-то другого. Проблема с рассматриваемой максимой заключается не в том, что ее не может пожелать принять в качестве универсального закона кто угодно, а в том, что ее не может пожелать принять в таком качестве каждый (в частности, приведенную выше максиму не согласятся никогда принять в качестве универсального закона чернокожие).
Лучшим вариантом фундаментального принципа морали, таким образом, является следующий: человек поступает нравственно в том случае, если его действия согласуются с максимой о том, что каждый может, не противореча логике, желать, чтобы данная норма поведения стала универсальным законом. Но даже такая формулировка допускает безнравственность, так как все могут вполне логично захотеть, чтобы какая-то аморальная максима стала универсальным законом, — нет, например, никакого противоречия в универсальной максиме причинять людям как можно больше боли. Отсюда, согласно Парфиту, наилучшая формулировка принципа универсального закона касается не того, что каждый может желать, не противореча логике, а то, чего каждый может желать разумно, то есть имея достаточную причину желать. Наилучшую формулировку, утверждает Парфит, можно сформулировать так: человек поступает правильно и нравственно в том случае, если его действия основаны на принципе, универсальную приемлемость которого будет иметь причину желать или выбирать каждый. Парфит называет эту формулировку кантовской контрактуалистской формулой, поскольку она основывается на суждении о нравственности и безнравственности, опирающемся на принцип, согласно которому все активные члены сообщества в состоянии прийти к разумному соглашению друг с другом. Парфит считает, что кантианская контрактуалистская формула является не только лучшей версией кантианства, но и лучшей версией контрактуализма.