Если мы начинаем чувствовать и принимать существование этой скорби, мы приближаемся к прощению более космического рода: становимся благодарными за мир, даже если он непостижимо несправедлив и ужасен. В конце концов, он также безмерно прекрасен. Может быть, не все это "стоит того", и, возможно, мы ничего не можем с этим поделать. Но мы можем простить мир и любить его, тем не менее. Думаю, мы должны это сделать. Это не может быть "стокгольмским синдромом", когда мы любим мир, потому что слишком боимся этого не делать, как заложники любят своих похитителей. Единственная разумная цель, высшая духовная цель - это прощение мира, несмотря на все страдания, которые влечет за собой его существование.
Здесь христианская религия, возможно, все переиначила. Сатанисты уже давно пытаются создать форму "перевернутого христианства", но, на мой взгляд, никогда не добивались в этом успеха. Вместо того чтобы перевернуть идею добра против зла или идею смиренной покорности против гордого индивидуалистического бунтарства, следует изменить направление прощения. Не Бог спустился в человеческом облике и простил нас; это мы здесь, чтобы простить Бога за все то бездарное дерьмо, которое Он сотворил, включая нас самих. Атеиста Стивена Фрая однажды спросили, что бы он сказал Богу, если бы, к своему удивлению, встретил Его в загробной жизни, у жемчужных ворот, и таким образом узнал, что Он существует. Фрай ответил не то, что он будет сожалеть о том, что не верит, как, видимо, имел в виду интервьюер, а что-то вроде "Как ты смеешь? Затем он продолжил перечислять зло мира, за которое должен нести ответственность всемогущий создатель и за которое всемогущий может быть только разумно осужден. Это был один из тех мощных риторических моментов, которые запомнились миллионам:
"Как вы смеете? Как вы посмели создать мир, в котором есть такие страдания, в которых нет нашей вины. Это неправильно, это абсолютное, абсолютное зло. Почему я должен уважать капризного, подлого, глупого Бога, который создает мир, полный несправедливости и боли". Вот что я бы сказал.
Если бы я умер, и это были Плутон, Аид и 12 греческих богов, я бы смирился с этим, потому что греки не притворялись людьми в своих аппетитах, капризности и неразумности... они не представляли себя всевидящими, всепремудрыми, вседобрыми, всеблагими, потому что бог, создавший эту вселенную, если она была создана богом, совершенно очевидно является маньяком... абсолютным маньяком, полностью эгоистичным.
Мы должны всю жизнь стоять на коленях и благодарить его? Какой бог мог бы так поступить?"
Но в ответе Фрая чего-то не хватает: Независимо от того, существует ли Бог или нет в каком-либо значимом смысле, наше конечное направление в жизни - простить реальность во всей ее полноте, а значит, простить Бога. Даже если вы атеист, как Фрай, у вас все равно есть целый мир, который нужно простить, независимо от того, можете ли вы обвинить в этом личного Бога или нет. Даже если у вас двенадцать греческих богов, вы все равно должны простить космос (что означает "порядок"), который их породил. Если мы всерьез воспринимаем старую поговорку о том, что ошибаться - человечно, а прощать - божественно, то это квест, который позволяет нам, обычным людям, стремиться к божественному.
В конце концов, позиция, которую я предлагаю, ближе к христианскому прощению, чем к сатанинскому бунту. Прощение - это все еще ключ, но его можно дать после того, как вы как следует откусите от космоса. Возможно, наша склонность поклоняться прощающему божеству - это проекция нашей собственной способности прощать. Подумайте о том, какая это потрясающая сила. Может быть, нам, нашим маленьким и слишком человечным существам, кажется слишком большим, чтобы обладать такой божественной способностью - слишком невероятным, чтобы быть правдой. И тогда мы решаем, что это должен делать Бог, а не мы.
Вернее, я предлагаю синтез обеих позиций: прощение и бунт, как в высшей, так и в более завершенной форме. Если Сатана - символ высшего бунтарства и индивидуального самоутверждения, то он как-то не дотягивает до конца: вечно застрявший в мире, где он ниже кого-то другого, вечно сопротивляющийся, жаждущий удовольствий и власти, но всегда остающийся в гневе и злобе. Разве не было бы большим и более тотальным бунтом взять власть обратно и простить Бога за страдания мира? И - если мы полностью честны в том, что нас бесит, - за наши собственные страдания? Мы можем сделать это независимо от того, верим ли мы в то, что Бог существует в персонифицированной форме, или нет. Разве такое восстание не сделает вас более княжеским, чем Люцифер, если все сказать и сделать? Разве Сатана не выглядит в итоге как принц ниоткуда, царь из ничего, в своей вечной неспособности простить Бога? В то же время не кажется ли такая позиция бунтарства, хотя и прощения, странно созвучной христианской этике - религии подставления другой щеки?