— А вы? Вы-то переводчица?
Она горько рассмеялась:
— На прошлой неделе к нам пришел какой-то мелкий служащий. По своему простодушию он решил откликнуться на призыв военной администрации к населению — «Помогать выкорчевывать нацизм!» У этого человека были веские доказательства, что его бывший шеф, богатый торговец Фильзер — заядлый нацист, нацист с 1932 года. Военный преступник. Что вам еще нужно?
— Этого Фильзера посадили?
— Он и по сей день раздает лицензии, и на это место посадили его вы, американцы. Он определяет, кто в нашем городе может открыть торговую точку, а кто — нет. Из шестидесяти трех лицензий, которые он раздал, тридцать получили нацисты. Я сама видела списки. Майор Джонс страшно рассердился, когда я ему об этом сказала. Он позвал Фильзера и устроил ему очную ставку с бывшим подчиненным. Прямо на глазах у майора Фильзер грубо отчитал по-немецки этого служащего. Бедняга перепугался до смерти… Зачем я вам все это рассказываю? Мне это может стоить места!.. Серьезно, я не понимаю вас. Я имею в виду американцев. В Аахене масса порядочных людей… Сотрудники газеты «Аахенер нахрихтен» провели такой эксперимент: они опросили несколько сот жителей, за кого бы они голосовали, если бы существовали те же самые партии, что и в 1933 году.
Это было любопытно. И как только Урсула узнала об этом?
— Во-первых, меня тоже опрашивали, а во-вторых, я присутствовала при докладе господина Вейна нашему майору о результатах этого опроса. Семьдесят процентов мужчин и восемьдесят три процента женщин проголосовали бы сегодня за социал-демократов или за коммунистов! Тогда почему же вы назначили бургомистрами нацистов? Почему? …
Действительно, почему? Несколько дней назад Эйзенхауэр торжественно заявил, что нацисты должны быть отстранены от всех ключевых постов. Неужели комендант Аахена саботирует приказ своего верховного главнокомандующего? Тогда какой смысл издавать такие приказы, если на деле все выглядит иначе? Интересно, что за этим кроется?
— Из семидесяти двух человек, которые играют в Аахене более или менее видную роль, — двадцать два нациста! — продолжала Урсула.
— Вы все видите в черном свете, фрейлейн Бекерат! Конечно, все это может показаться нелогичным, но вы должны понять и нас, американцев! Нам тоже трудно сразу во всем разобраться! Во-первых, нужно позаботиться, чтобы машина была пущена в ход! Позже вы сами у себя наведете настоящий порядок!
— Ах вот как! — в голосе девушки послышалось раздражение. — Сначала вы сунете нам под нос нациста Оппенхофа, а потом бесследно исчезнете?
Ответить на это было трудно.
— Урсула, сейчас я вам кое-что скажу, но только по секрету, так как это может стоить мне головы. Сейчас в Аахене работает специальная комиссия…
— Я знаю, ее возглавляет профессор Падовер!
— В ее задачу входит убрать все дерьмо. Вот тогда и будет наведен порядок. Можете на нее положиться! Конечно, и у нас есть ни на что не способные люди или даже свиньи. Мы тоже далеко не ангелы. Но в конце концов все решают порядочные люди. Подумайте о Рузвельте!
— Не поймите меня превратно. У меня нет права так говорить, но многие немцы надеялись, что в будущем у нас все будет иначе. Ну что ж, посмотрим! Фронт отсюда в двадцати километрах, и война еще не кончилась…
Да, война действительно еще не кончилась, но где-то в глубине сознания у меня мелькнула мысль, что война не кончится и тогда, когда уже не будут больше стрелять…
Георг искушает судьбу
Ночью я слушал собственную передачу «О настроении жителей нацистской Германии». Передача шла от лица «очевидца».
О случившемся в Аахене мне пришлось рассказывать трижды.
Во-первых, своим начальникам, которые до слез смеялись над моим фиаско у аахенского коменданта. Мои намеки по поводу деятельности военной администрации для Шонесси не были новостью, а покровительство епископа нацистам полковник обозвал просто «неумным» шагом.
— Если хотите знать, Градец, я был уверен, что вы там меньше почерпнете. Мне просто хотелось вас немного проветрить… — улыбнулся Шонесси.
После ужина я рассказывал обо всем Сильвио.
— А ты мне еще не верил, когда я вернулся из Вердена, и обругал меня тогда пессимистом. Теперь ты понимаешь, что у американцев имеются вполне определенные планы в отношении послевоенной Германии?