Выбрать главу

Когда мы замолчали, ефрейтор приоткрыл окошечко и выглянул:

— Почему ваш коллега замолчал? Мы испытываем новую пластинку…

Сильвио серьезно произнес:

— Внимание! Внимание! Пробная запись! Передает «1212»!..

Подготовив передачу, мы вышли в холодный парк.

— Я иногда думал, Петр, почему американцы не сделали из тебя офицера? Теперь же я точно знаю, почему. Для них невыносима подобная наивность!.. Давай все взвесим. Мы уже слышали о будущих зонах оккупации Германии. Однако никто из простых смертных не знает, где они будут находиться. Господа же из Пентагона наверняка уже точно определили, на каком рубеже остановится Красная армия, а на каком мы или англичане.

— Но при чем здесь бомбардировки?

— Как может генерал из Пентагона отдать приказ разбомбить завод в Германии, если этот завод входит в концерн, крупным акционером которого является сам генерал? Да он будет круглым идиотом, если позволит собственным долларам вылететь в трубу!

Через несколько дней в Аахене взорвалась «бомба замедленного действия».

Я лично ожидал громадного взрыва, однако мои надежды не оправдались: взрыв оказался слишком слабым — видимо, взрывчатка отсырела…

Неизвестно, какими путями, но доклад профессора Падовера стал известен общественности. Один британский журналист поднял скандал, однако на него обрушилась вся пресса. Газеты пытались представить дело таким образом, будто американская военная администрация умышленно дает возможность развернуться нацистам, чтобы доказать их якобы полную несостоятельность.

Все это преподносилось как очень хитрая тактика, но мне лично трудно было себе представить аахенского военного коменданта таким хитрым.

Из Аахена между тем ничего не было слышно. Английские и американские газеты занялись другими темами. Только газета «Аахенер нахрихтен» осторожно поместила сообщение об увольнении двух бургомистров и пяти мелких чиновников. И больше ничего…

Через несколько дней после всего этого на нашей вилле появился интеллигентный черноволосый мужчина лет сорока. Это был сам Падовер. Вернувшись вечером из города, я увидел его в обществе Шонесси, Сильвио, Дирка и других. Георг тоже находился здесь. Оказалось, Георг и Падовер были хорошо знакомы. Когда Дризен перебежал к нам, его допрашивал Падовер. И откомандировали Георга к нам также по требованию профессора.

В холле раздавался спокойный голос Падовера:

— …Он не имеет никакого представления о справедливости и несправедливости. Он загубил миллионы человеческих жизней, разграбил многие страны, закабалил народы этих стран… Это не человек, а чудовище! И каждый из нас должен приложить все силы, чтобы обезвредить его…

Падовер по профессии был историк. Кроме того, он был другом и сотрудником статс-секретаря Икеса, близко знал Рузвельта… Вот кто поможет мне разобраться во всем хаосе мыслей, сомнений, разочарований, что одолели меня за последнее время!

Профессор с глубоким волнением рассказывал о только что освобожденном концлагере под Вюрзеленом. Там находилось более четырехсот русских. Заключенные содержались как звери и выполняли каторжные работы.

— И знаете, что меня больше всего потрясло? Мужество заключенных! Некоторые из них были похожи на скелеты. Сколько пыток и истязаний пришлось им перенести!..

На следующее утро я завтракал вместе с Падовером. Мы были одни, и я решился заговорить о той слабой реакции, какую вызвали его аахенские разоблачения.

Оказалось, что Падовера это нисколько не волнует.

— А что же вы хотите? С этим должны считаться в Вашингтоне! Когда пришел мой доклад, ситуация для этого была самая что ни на есть неподходящая. Войне вот-вот придет конец… И что значат двадцать нацистов в Аахене, которые в общем-то ничего не имеют против того, чтобы мы заняли Рур, Рейн и даже всю Баварию… Боюсь, вас ждут большие разочарования…

— А в районах, занятых русскими? Как там обстоят дела?

— Об этом мы мало что знаем. Русские не посвящают нас в свои планы. Такого, как в Аахене, у них, конечно, нет. Во-первых, с нацистами у русских разговор короткий. А во-вторых, нацисты бегут от них как зайцы. И вы знаете, почему. Многие из нацистов смотрят на нас, как на своих спасителей!

— Значит, мы потакаем этому сброду! Это вам не кажется забавным?

— Ничего забавного здесь нет. Если взглянуть на это с научной точки зрения, то, как бы нам ни был противен нацизм, в общем-то это не что иное, как видоизменение, пусть отвратительное, но видоизменение нашей собственной системы — системы частной собственности. Мы стоим к этим людям ближе, чем кто бы то ни был. И с этим мы не можем не считаться.