— Что это за фирма? — спросил я.
— Прежде всего прошу встать как следует! — оглушил меня Клип.
Клип стал офицером. На плечах у него блестели звездочки младшего лейтенанта.
— О'кей, сэр! — отдал я ему честь.
— Не старайся, — сказал он сухо. — Доллар от меня уже получили…
В американской армии бытует обычай, согласно которому вновь испеченный офицер дает доллар первому солдату, поприветствовавшему его.
Клип стал не только офицером. Его перевели во вновь созданную организацию USSBS — наблюдательную комиссию за результатами бомбардировок стратегической авиации.
— А зачем это нужно? — удивился я. — Сначала мы побьем их фарфор, а потом кому-то нужно будет пересчитать черепки, не так ли? Но вы и так все время этим занимались.
— Не совсем. Сейчас нам нужно точно установить промышленные мощности в каждой области. А это можно сделать только на месте. Например, вчера была большая бомбардировка, возможно, последняя в этой войне. 500 тяжелых ящиков! 5000 бомб — фугасных, зажигательных и фосфорных. Ну да ты и сам об этом слышал…
— Нет. Мы больше уже не работаем. Сегодня все пойдет по-новому, но я еще ничего не читал. Что же бомбили?…
Первая встреча американских и русских частей состоялась. Все, что осталось от великой Германии, было расколото на две части.
— Заводы Шкода!
— Что? В Пльзене?
— Бывшие, мой друг, бывшие! Со вчерашнего дня они принадлежат истории.
— Да, но… как это возможно? В течение пяти лет там производили военные материалы и ничего не случилось. А теперь за пять минут до конца, когда и так из Пльзена не выходит ни одного винта и война вот-вот кончится, зачем бомбить заводы Шкода?
Маленький поляк в новенькой форме лейтенанта начал меня успокаивать:
— Что ты так волнуешься? Ведь ты же не акционер этого завода? Так что какое тебе до этого дело!
Конечно, я не был акционером комбината Шкода, но то, что до войны эти заводы практически входили в концерн «Шнейдер-Крезо», знал каждый школьник. Все это казалось мне очень странным…
Мы пожали руки и договорились, как некогда бравый солдат Швейк, встретиться в шесть часов после войны в маленьком баре на Восьмой авеню в Нью-Йорке.
Взволнованный разговором с Клипом, я вошел в здание радиостанции. На моем письменном столе лежали последние сообщения. Клип сказал правду: заводы Шкода были уничтожены.
У меня появился вкус к моей новой работе. Я получал сводки с фронта и переводил их на немецкий. Но совсем другое дело были комментарии!
— Что я должен передавать? — спросил я своего временного начальника, молодого майора Годфрея.
— Что вы считаете правильным. Если цензору не понравится, он об этом скажет.
Это было что-то новое. Никаких конференций, никаких дискуссий, нет даже человека, который давал бы мне руководящие указания. Все приходилось делать самому.
Я просмотрел материалы. Мое внимание привлек репортаж одного английского журналиста о вчерашней встрече на Эльбе. Возможно, вот это все и драматизировать? Вот так, например:
«Диктор. Немецкий народ все еще пытаются убедить в том, что между союзниками можно вбить клин. Как далеки они от истины (рассказывает сообщение из Торгау на Эльбе, полученное от английского корреспондента).
Женский голос. Лейтенант Вильям Б. Робертсон на своем автомобиле в сопровождении капрала и двух солдат вышел к Эльбе. Вот как описывает встречу с первыми русскими капрал Макдональд…
Мужской голос. Часа в три мы пережили несколько тяжелых минут. Мы хотели попасть в Торгау, а попали под сильный огонь. Это был огонь русских, а они-то уж умеют стрелять! Мы подняли американский флаг.
Женский голос. И русские прекратили огонь?
Мужской голос. Они же не дети. Один военнопленный, который знал по-русски, начал им кричать. Русские прекратили огонь. К нам подошел русский лейтенант. Я спросил его: „Русский?“ Он спросил: „Американо?“ И мы бросились обниматься. Это было замечательно! Сначала мы обменялись своим недельным пайком. У нас были сигареты, у русских — шоколад…»
Дальше все шло гладко. Оставалось только перевести статью. Здесь было все: и атмосфера конца войны, и перспектива мира.
«Женский голос. Не раз я была свидетельницей подобных радостных встреч русских и американских солдат в Париже. Русские в своей защитной форме танцевали, пели, обнимали каждого американца. Все оживленно разговаривали друг с другом. Американцы не понимали ни слова по-русски, русские — по-английски, но это не мешало».