Огромные серо-голубые глаза Милены смотрели на него с такой мольбой, что язык не повернулся сказать «нет». Так, 4 мая Милена Досталова вместе с группой врачей и сестер, насчитывавшей семьдесят человек, выехала в Терезиенштадт.
Эти энтузиасты проделали гигантскую работу. Несмотря на протесты лагерного начальства, они перевели еще не зараженных узников «маленькой крепости» в Терезиенштадт. Не обошлось, конечно, без инцидентов. Однако доктор был непреклонен. Стремясь предотвратить эпидемию, он не терпел никаких возражений. В те дни ему случалось не раз браться за пистолет, особенно когда речь шла о погребении мертвых, которых были целые горы. Эпидемия не признавала расовой теории нацистов. Число зараженных эсэсовцев росло день ото дня, и палачи вместе со своими помощниками стали разбегаться.
Известия из Праги еще больше увеличивали панику. Узники гетто, оставшись без охраны, тоже разбежались. Вскоре гетто распалось.
Положение становилось безнадежным. Медикаменты быстро таяли, а число заболевших все росло и росло. Доктор Машка знал, что на Западе в таких случаях успешно лечат антибиотиками, но американцы сидели в Западной Богемии и не шевелились.
Вскоре доктору пришлось назначить себе заместителя: он обнаружил у себя тифозных вшей. Инкубационный период сыпного тифа длится одиннадцать дней, и никто из семидесяти врачей и сестер не был уверен, что и он тоже не заразился. Однако они продолжали работать. Из Праги же тем временем подъезжали новые добровольцы.
— …Три дня назад инкубационный период кончился, то есть прошли те одиннадцать дней, — продолжал свой рассказ бледный лаборант, который вез нас в Терезиенштадт. — Доктор, как только вышел из больницы, сразу же приехал в гетто, захватив с собой ящик русских медикаментов.
— Кто-нибудь из вас заразился? — робко спросил я.
— До сего дня двадцать три человека, — кивнул лаборант. — Несколько человек находятся в очень тяжелом состоянии. Прежде всего те, кто с самого начала был физически слабоват. Доктор Бручек, доктор Штербова, три сестры…
С бешеной скоростью наша машина мчалась на север.
Я был благодарен Шонесси за то, что он разрешил мне эту поездку. Джо прекрасно понимал, о чем идет речь, и не снимал ноги с педали.
Мы мчались по шоссе, по которому восемь дней назад — шли на помощь восставшим пражанам танки 1-го Украинского фронта. Домики сел были украшены флагами, на поворотах мелькали русские указатели, а на крупных перекрестках стояли русские девушки-регулировщицы с флажками.
До Терезиенштадта оставалось пятьдесят девять километров.
Навстречу летели кусты бузины, цветущие каштаны, фруктовые деревья, бесконечные аллеи и немецкие сгоревшие танки, трупы лошадей, надписи «Внимание, мины!». Русские солдаты тянут линию связи… И повсюду ручонками машут дети!
Три дня на свободе пожил семнадцатилетний Мирек. А вот как Ева? Ведь сыпной тиф…
До Терезиенштадта осталось только два километра. Вдали показались кирпичные стены казематов. Приземистые дома, тупая безнадежность старого австрийского гарнизона. На белой штукатурке на немецком и русском языках — надписи: «Стой! Кто ступит дальше хоть шаг, будет расстрелян! Предъявить пропуск! Победа за нами…» Это писали гитлеровцы.
«Стой! Тиф! Проезд воспрещен! Вход только для медперсонала!» — это уже наследие войны.
Однако Шонесси нельзя было ничем запугать. Он умело манипулировал пропусками, документами с множеством печатей, говорил только по-английски, так что охранники не понимали его, но слушали. Не дав им опомниться, Шонесси приказывал Джо ехать дальше. Майор был сама энергия и находчивость. Он то и дело посылал вперед Блейера, чтобы тот уговорил строгих офицеров и охранников. В конце концов, не все ли ему равно, найдет его сержант свою девушку в живых или нет? Шонесси, конечно, хотел познакомиться с доктором Машкой!
На докторе была старенькая военная форма, поверх которой — белый халат. На поясе болтался пистолет. Казалось, он не спал целую неделю. Доктор беспрерывно курил и отдавал короткие распоряжения своим коллегам. В паузах он говорил по-английски, по-французски, по-немецки.
Шонесси был поражен.
— Блейер, такой человек нам нужен. Скажите ему об этом и запишите его пражский адрес. Но сначала, разумеется, необходимо, чтобы Петр нашел свою девушку… Скажите, доктор, как чувствуют себя ваши непосредственные больные? Я имею в виду ваших коллег.
Доктор притушил двадцатую сигарету:
— Пять очень тяжелых случаев. Честно говоря, просто безнадежных. Человек тридцать мы надеемся поставить на ноги, но вот эти пятеро…