А для этой цели вполне достаточно одного редактора и одного диктора, то есть Петра Градеца и капрала Тони Брейера!
И это вместо того, чтобы с Третьей армией Паттона идти на Прагу, с которой меня связывали тысячи нитей! Ведь Шонесси обещал после окончания операции «Анни» перевести меня в Третью армию! Сиди теперь в глубоком тылу на всеми забытом посту…
Личный состав «1212» разъехался так быстро, что никто не успел даже попрощаться друг с другом. Нам с Тони удалось поговорить только с Георгом.
Георг был весь ожидание. Его окрыляло новое назначение. Он строил всевозможные планы, как на новом месте будет помогать «отделять чистое зерно от половы». Ведь он лично перед микрофоном дважды сообщал о деятельности двух групп Сопротивления «Новой Германии» в Трире. Вот на них-то он и мечтал в первую очередь опереться в своей будущей работе…
Я осторожно намекнул ему, что, вполне возможно, будет очень трудно разыскать эти группы. Но Георг был оптимист. Он твердил, что хорошо знает своих соотечественников и уж в районе своей будущей деятельности не допустит того, что случилось в Аахене. Он-то уж точно знает…
У Тони лопнуло терпение. Не сдержавшись, он брякнул:
— Все, что мы рассказывали людям, было огромным свинством!…
Георг смутился. Мне было от души жаль его. Зачем отнимать у него надежду? Аахен был действительно плохим примером. Но ведь сейчас кое-что уже изменилось. И наш новый президент на днях заявил буквально следующее:
«Я буду бороться за идеалы справедливости, свободы и терпения, ради которых жил и умер Рузвельт. Мы будем до последнего преследовать военных преступников, которые нарушали права Господа и человечности!»
Тони молчал. Он понимал, что посвящать Георга в тайны «Анни» было запрещено. Но и отпускать его в таком неведении в Трир мы также не имели права. Нужно же подготовить его, что не всегда будет так, как об этом передавала «Анни». Георг мечтал о немецких группах Сопротивления! В его глазах эти группы спасли честь Германии.
— Георг, — наконец решился я, — честь Германии, если хочешь знать, спас твой брат. Но таких героев или казнили, или они еще томятся где-нибудь в Бухенвальде или Дахау… Конечно, сейчас многие немцы начали понимать, почему пострадали их родные города… Вспомни Мюльгейм!…
В Мюльгейме у Оффенбаха некоторые смелые жители разоружили немецкий гарнизон. В последнее время таких сообщений стало все больше и больше. Но к «1212» они не имели никакого отношения!
Георг помрачнел. Он должен был переварить то, что услышал от нас. Трудно сказать, удалось ли нам в тот вечер переубедить его. Ведь его лозунг был: «Оставьте нас одних. Мы сами наведем порядок в своем доме!»
На следующее утро Георг вскочил в грузовик и уехал в Трир.
Но нам предстояло еще одно прощание, на этот раз с Клипом. Рано утром 26 апреля, когда я шел к зданию радиостанции, около меня остановился новенький джип. На его номере стояли таинственные буквы USSBS.
— Что это за фирма? — спросил я.
— Прежде всего прошу встать как следует! — оглушил меня Клип.
Клип стал офицером. На плечах у него блестели звездочки младшего лейтенанта.
— О'кей, сэр! — отдал я ему честь.
— Не старайся, — сказал он сухо. — Доллар от меня уже получили…
В американской армии бытует обычай, согласно которому вновь испеченный офицер дает доллар первому солдату, поприветствовавшему его.
Клип стал не только офицером. Его перевели во вновь созданную организацию USSBS — наблюдательную комиссию за результатами бомбардировок стратегической авиации.
— А зачем это нужно? — удивился я. — Сначала мы побьем их фарфор, а потом кому-то нужно будет пересчитать черепки, не так ли? Но вы и так все время этим занимались.
— Не совсем. Сейчас нам нужно точно установить промышленные мощности в каждой области. А это можно сделать только на месте. Например, вчера была большая бомбардировка, возможно, последняя в этой войне. 500 тяжелых ящиков! 5000 бомб — фугасных, зажигательных и фосфорных. Ну да ты и сам об этом слышал…
— Нет. Мы больше уже не работаем. Сегодня все пойдет по-новому, но я еще ничего не читал. Что же бомбили?…
Первая встреча американских и русских частей состоялась. Все, что осталось от великой Германии, было расколото на две части.
— Заводы Шкода!
— Что? В Пльзене?
— Бывшие, мой друг, бывшие! Со вчерашнего дня они принадлежат истории.
— Да, но… как это возможно? В течение пяти лет там производили военные материалы и ничего не случилось. А теперь за пять минут до конца, когда и так из Пльзена не выходит ни одного винта и война вот-вот кончится, зачем бомбить заводы Шкода?