Я старался сдержать себя перед Шонесси: он ведь не был нашим начальником. Ответственность за все ложилась на этого размазню, что валялся сейчас под столом в луже вина и обнимал колени мадемуазель Мину. Я направился к выходу.
— Вы, вероятно, сердитесь на нас, сержант? — остановил меня нетвердый голос Шонесси.
Он привстал. Рыжеволосая красотка облегченно вздохнула. Она сочла себя свободной и хотела незаметно ускользнуть к своей маме. Однако радость ее была преждевременной: Шонесси грубо обнял ее. Девушка взвизгнула, но это нисколько не обеспокоило майора. Рука, которой он крепко держал свою пленницу, казалось, не принадлежала ему.
И тут произошло нечто странное. Шонесси с застывшим взглядом пошарил одной рукой в нагрудном кармане, вытащил оттуда листок бумаги и прочитал по-французски с чикагским акцентом:
— «В четырех километрах северо-восточнее Рамбуйе, справа от шоссе, находится кирпичный завод». — И затем добавил: — Вот туда и отправляйтесь, сержант, с вашими двадцатью подчиненными. Здесь оставьте только Коулмена с моим джипом. Если вы нам понадобитесь, я пошлю его за вами… — Затем он снова откинулся назад и окончательно затащил мадемуазель к себе на колени.
Этому человеку нельзя было не удивляться. Четыре километра северо-восточнее Рамбуйе… Кто дал Шонесси эту бумагу? Можно ли ей верить? А что нас там ждет? Мы взяли две штабные машины, один джип и поехали осторожно, не включая фар. Коротковолновый передатчик и обе радиоустановки казались нам особенно беспомощными в эту таинственную ночь в нескольких километрах от фронта.
Через четыре километра справа от шоссе в темноте действительно показалась кирпичная стена с полуистершейся надписью: «Пармантье». Мы выскочили из машин и прикладами постучали в дверь. Через некоторое время на пороге появилась пожилая женщина с карманным фонарем. Разглядев нашу форму, она впустила нас.
Кирпичный завод состоял из трех огромных сараев, расположенных прямоугольником, одна сторона которого оставалась открытой и выходила на площадку величиной с футбольное поле. Узкоколейка давно бездействовала. Наши солдаты быстро разыскали кухню и стали договариваться со старухой о хлебе, сыре и вине. Женщина с недоверием смотрела на зеленые бумажки, на которых было написано, что они стоят десять, двадцать или пятьдесят франков. Для нее они были все равно что этикетки от винных бутылок. Дике попытался завести разговор насчет девушек, но старуха из всей его тарабарщины поняла лишь одно слово: «спать» — и провела нас в низкое, продолговатое, чисто убранное помещение. Мы побросали — свои спальные мешки на каменный пол, однако о сне никто и не помышлял. Из кухни донесся смех: оказалось, наши парни нашли вино.
На следующее утро мы узнали, что наши войска в районе Манта натолкнулись на сильное сопротивление гитлеровцев. Здесь же, в сорока пяти километрах от Парижа, мирно стрекотали кузнечики.
На улице послышался негромкий спор, металлический звон и приглушенные сигналы велосипедного звонка. Димаггио, стоявший на посту, торопливо подбежал ко мне:
— Прибыл отряд французского Красного Креста на велосипедах! Прямо из Лондона! Одни девушки! Я их впустил. О'кей?
Это были двадцать молодых девушек, одетых в элегантную военную форму серого цвета. Почти все лет двадцати. Одна, видимо начальница, была старше, примерно двадцати восьми — тридцати лет. Ее продолговатое темно-оливковое лицо и глаза в темноте казались почти черными. Как и у всех остальных — модная прическа. Удивляться не приходилось — ведь всего три дня, как они из Лондона.
Сюда девушек проводил солдат Французских сил внутреннего фронта, который наскоро прощался. Видно, ему не терпелось поскорее отделаться от своих подопечных. Он торопился в Париж, где сражались его товарищи.
Я вышел проводить его. Снова моросил дождь. Солдат критически осмотрел свой помятый старый велосипед и вопросительно взглянул на меня. Я поинтересовался, где он нашел эту группу.
Француз засмеялся:
— Мы просили автоматов и взрывчатки, а нам прислали этот пансион…
Перед домом стояли сверкающие лаком новые велосипеды. Я достал трубку. Прислонив свой велосипед к дереву, француз стал искать сигарету в кармане. Когда он прикуривал, я увидел на отвороте его пиджака маленький скромный значок сине-желто-красного цвета.