Тут чешский доктор пришел в ярость.
— В Праге есть и люди, и медикаменты. И мы сами сможем предотвратить распространение эпидемии. Нам ничего от вас не нужно, кроме свободы действий.
Его вежливо выслушали, особенно внимательно, когда он говорил о подготовке чешских врачей, и обещали разобраться. И они это сделали — в пражском гестапо, один из сотрудников которого входил в свиту господина Дюнана… Наконец поздно вечером уполномоченный Карла Германа Франка явился к главе так называемого протектората и передал ему милостивое разрешение принять меры по предотвращению вспышки эпидемии. Нацисты явно испугались появления столь грозного врага в своем тылу. Доктор Машка выехал в Прагу, где немедленно собрал всех своих людей.
Когда поздно вечером доктор шел по больничному двору, его догнала брюнетка в белом халате.
— Доктор, вы обязательно должны взять меня с собой! Обязательно!… — говорила она.
— Доктор Штербова, вы не можете принять участие в нашей экспедиции. Мне не стоит говорить вам о том, что нас там ждет!
Доктор Штербова работала у него полтора года. Представилась она ему как Милена Досталова. Он же сразу узнал в ней свою бывшую студентку, но ничего не сказал об этом. Она попросилась работать под его началом. Доктор без лишней волокиты назначил ее помощником врача в травматологическое отделение. Вскоре Ева сама рассказала доктору, что она два года просидела в концлагере, откуда ее освободили по ходатайству Международного Красного Креста как дочь известного кардиолога. Документы Евы, выданные ей на имя Милены Досталовой, были в полном порядке, так что доктор Машка рассеял все подозрения своих коллег.
Здоровье Милены было сильно подорвано. Подозревали туберкулез. Ее часто мучили припадки астматического кашля, но к своим служебным обязанностям она относилась безупречно. Ночевала она в маленькой комнатушке по соседству с гипсовой камерой, что отнюдь не способствовало выздоровлению…
Огромные серо-голубые глаза Милены смотрели на него с такой мольбой, что язык не повернулся сказать «нет». Так, 4 мая Милена Досталова вместе с группой врачей и сестер, насчитывавшей семьдесят человек, выехала в Терезиенштадт.
Эти энтузиасты проделали гигантскую работу. Несмотря на протесты лагерного начальства, они перевели еще не зараженных узников «маленькой крепости» в Терезиенштадт. Не обошлось, конечно, без инцидентов. Однако доктор был непреклонен. Стремясь предотвратить эпидемию, он не терпел никаких возражений. В те дни ему случалось не раз браться за пистолет, особенно когда речь шла о погребении мертвых, которых были целые горы. Эпидемия не признавала расовой теории нацистов. Число зараженных эсэсовцев росло день ото дня, и палачи вместе со своими помощниками стали разбегаться.
Известия из Праги еще больше увеличивали панику. Узники гетто, оставшись без охраны, тоже разбежались. Вскоре гетто распалось.
Положение становилось безнадежным. Медикаменты быстро таяли, а число заболевших все росло и росло. Доктор Машка знал, что на Западе в таких случаях успешно лечат антибиотиками, но американцы сидели в Западной Богемии и не шевелились.
Вскоре доктору пришлось назначить себе заместителя: он обнаружил у себя тифозных вшей. Инкубационный период сыпного тифа длится одиннадцать дней, и никто из семидесяти врачей и сестер не был уверен, что и он тоже не заразился. Однако они продолжали работать. Из Праги же тем временем подъезжали новые добровольцы.
— …Три дня назад инкубационный период кончился, то есть прошли те одиннадцать дней, — продолжал свой рассказ бледный лаборант, который вез нас в Терезиенштадт. — Доктор, как только вышел из больницы, сразу же приехал в гетто, захватив с собой ящик русских медикаментов.
— Кто-нибудь из вас заразился? — робко спросил я.
— До сего дня двадцать три человека, — кивнул лаборант. — Несколько человек находятся в очень тяжелом состоянии. Прежде всего те, кто с самого начала был физически слабоват. Доктор Бручек, доктор Штербова, три сестры…
С бешеной скоростью наша машина мчалась на север.