- Ань, что за бабкины сказки? – Ник был явно разочарован.
- Ты мне не веришь?
- Ни капельки!
- Возможно, ты хочешь испытать это на себе?
Юноша озадачился. Осторожность вступила в схватку с любопытством и, как это
было характерно для нашего зеленого возраста, проиграла.
- Давай ты стрельнешь мне в ногу, а? – Нику казалось, что его задумка была
гениальной, - если это то, о чем ты говоришь, то следов не останется и нога будет в
порядке… Да, в ногу давай.
- Ты точно в этом уверен? – я испытующе посмотрела на него и выкинула главный
козырь, - не боишься?
Получив отрицательный ответ, я отошла немного назад и прицелилась в колено Ника.
Как Мира, должно быть, прикольно себя чувствует, расхаживая с такой штуковиной. Я
мельком увидела в зеркале себя – невероятно крутая, высокая, худосочная, с черной
пушкой в руках… Может попросить Миру научить меня стрелять? Кто знает,
возможно, я стану профи в этом деле… Мой бог, как классно я смотрелась в своем
отражении… И я выстрелила.
Никита заорал. Какое-то месиво ругательств и просто нечленораздельных воплей.
Кровища, господи, сколько крови! Черт! Чертова коленка! Его нога повисла, как
резиновый шланг, сам он не переставая вопил. Я побежала вызывать скорую, когда
вернулась в комнату, Ник отключился. Кажется, это называют болевым шоком… Я
дозвонилась до Миры, поднялся дикий переполох, мне было велено положить пистолет на
место и дожидаться старших. Родители и Мира смогли как-то замять случившееся.
Никиту увезли в больницу. Меня посадили под домашний арест и запретили слушать
музыку (все знали, какое наказание будет для меня самым тяжелым). Я безвылазно
торчала дома, по-прежнему не ела и представляла, будто живу в осажденном
Ленинграде, где нельзя выйти на улицу, так как фашисты обстреливают город. По ночам
я открывала окно и пыталась учуять воздух, долетавший с моря-океана. Ветер свободы.
Где-то в бескрайнем океане живет мой братик и ждет меня. Он родился на два года
раньше меня и умер. Я случайно узнала об этом от Миры, потому что ни мама, ни папа
сами мне об этом не рассказывали. Наверное, если бы мой братик был жив, мы вдвоем
играли бы в блокадный Ленинград, и он приносил бы мне сухарики с кухни, и я бы ела их из
его рук, такая слабая и измученная рок-гитаристка Аня Пэйдж. Мы бы с братиком
тайком курили на балконе мамины сигареты, я бы ему первому играла свои новые
песенки, а он бы советовал мне, какие книжки стоит прочитать… В принципе, все это я
делала сама для себя, становясь чем старше, тем все более и более одинокой. Но, по
крайней мере, единственный плюс был в том, что я всегда оставалась невероятно худой.
Потому что не переставала надеяться на то, что братик Андрейка все же прорвет
блокаду и по дороге жизни привезет мне со дна Тихого океана суши, сашими и водоросли-
Чуку. Отсутствие Андрейки в моей реальной жизни постоянно терзало меня и выносило
к чертям собачьим мои мозги.
Спустя неделю или около того после печального случая с Никитой, Мира перестала
разговаривать. Она быстро покидала свои вещи в сумку и опять куда-то улетела. Мы
долго ее не видели, но потом она вернулась и вела себя как ни в чем ни бывало. Я спросила
у мамы, почему в моих руках пистолет Миры стрелял как обычный. Маме не хотелось
возвращаться к этому происшествию, поэтому она отрезала: «Потому что ты – не
Мира», тем самым намекая на то, что разговор окончен. Но я не унималась и решила
поинтересоваться, почему сама Мира такая молчаливая была перед своим отъездом.
Тогда мама сказала мне, что Жан-Батист погиб в перестрелке где-то там у себя,
далеко, в Аквитании».
Глава 15.
«П» - Подводная лодка
«Во Владивостоке собрана целая мемориальная флотилия знаменитых кораблей и
судов — памятников воинской и трудовой славы. Ее базой стал музейный комплекс
«Боевая слава Тихоокеанского флота», расположенный на Корабельной набережной,
вдоль которой стоит выкрашенная в шаровый цвет длинная подводная лодка.
Морской ветер развевает на ее кормовом флагштоке военно-морской флаг. Это
знаменитая С-56.»
(источник: shamora.info.ru)
В центре Владивостока, на Корабельной набережной, красуется Зеленая Подводная
Лодка. Ныне она имеет статус мемориала, внутри обустроен музей, с настоящими
торпедами и манекеном-радистом, сидящим в отдельной рубке в наушниках.
Предоставлена возможность и посмотреть в настоящий перископ. Все туристы,
приехавшие в приморскую столицу, обязательно фотографируются у С-56. Чаще всего это
японцы. Но и русских ребят тоже достаточно.
В Великую отечественную войну С-56 потопила большое количество вражеских
кораблей, вследствие чего стала самой результативной советской подводной лодкой.
Также – но позже – стала первой советской подлодкой, совершившей кругосветный поход.
Лодка прошла два океана и девять морей (Японское, Охотское, Саргассово, Берингово,
Карибское, Северное, Баренцево, Норвежское и Гренландское).
На нее было сброшено более трех тысяч глубинных бомб.
Но нашей красавице все было нипочем.
В 1944 за боевые заслуги ее наградили орденом Красного Знамени, а годом спустя, в
победный 1945, удостоили Гвардейским званием.
Время шло, субмарину сначала разоружили, переформировав в плавучую зарядовую
станцию, вывели из боевого состава, а потом и вовсе превратили в учебно-тренировочную
подлодку. Но С-56 не переставала надеяться, что память людей кажется не столь
короткой, и вот торжественный миг настал – в день тридцатилетия Великой Победы, в
1975 году возле здания штаба Тихоокеанского флота, на берегу бухты Золотой Рог, лодка
была установлена в качестве мемориала на Корабельной набережной, где гордо стоит и по
сей день.
Очаровательная история…
Что круче, море или небо? Оба шикарного цвета, оба – суть безграничная свобода. И
форма классная, что у летчиков, что у моряков. Случись война, обязательно пошел бы
либо в Морфлот, либо в авиацию… Но только не в пехоту. Романтично, конечно же,
солдат и знамя красное над Рейхстагом, но лично меня всегда больше привлекали
механизмы. Особенно механизмы, имеющие власть над стихией, победители стихий.
Только что подумал, что, будь я военным летчиком или матросом на подводной лодке, то,
даже не принеси я никакой пользы, вреда от меня точно не было бы – в плену от меня
проку никакого, пытай хоть до смерти, ни единого слова от меня не услышишь. Хоть где-