горами и холмами. Выше холмов, но ниже и более пологие, нежели горы. Слово «сопки» -
это нечто вроде пароля для дальневосточной диаспоры на западе.
Получив багаж, я вышел на площадь рядом с аэровокзалом и решил поинтересоваться у
окружающих, как бы мне попасть в этот самый Артем. На парковке множество таксистов
2 Гражданская авиация Приморья. Из века в век. Юбилейное издание.
выразило свое желание доставить меня хоть на край света за соответствующую плату,
однако, их волна тут же отхлынула от моих жестов, означающих: «Артем, что для вас
близко и невыгодно». Но нашелся мужчина, понявший мои манипуляции с картой и
пальцами. Для начала полноценного общения он посоветовал мне сесть на автобус номер
семь («семерка, ну, или топорик»), однако, у меня вовсе не было желания изучать
местный колорит в общественном транспорте, так как, по моему уразумению, атмосфера
во всех автобусах, троллейбусах и вагонах метро везде примерно одинакова и
дружелюбной ее уж точно не назовешь.
Сев в машину Андрея (вот и первое знакомство на новом месте), я написал в блокноте:
«Хотелось бы осмотреть город и послушать ваш рассказ о нем!», показал ему и он,
немного помедлив, кивнул. Мы были в городе уже буквально через пять минут. До этого
ехали по проселочному шоссе, вдоль которого тянулись бескрайние поля, а за полями,
справа – все та же цепь голубых сопок.
Это напомнило мне обложку одного музыкального альбома, виденного раньше. Там
девушка стоит на пустой грунтовой дороге, по бокам которой – лишь поля и телеграфные
столбы. Название пластинки переводилось как-то наподобие «прогулка Скарлетт».
Насколько я понял, Артем был задуман как город на равнинной территории, что
обеспечивало пригодные условия для строительства аэропорта, в частности, взлетно-
посадочной полосы. До моря отсюда было километров двадцать – по здешним меркам это
далеко, учитывая, что в том же Владивостоке море окружает город со всех сторон, кроме
северной.
Мой новоиспеченный гид поинтересовался, впервые ли я здесь. Я кивнул.
Сговорившись об оплате, мы объехали за полчаса весь Артем, и в течение этой экскурсии
я увидел памятник шахтовому проходческому комбайну и памятник самолету Як-38. Да, и
еще кинотеатр «Шахтер» (как оказалось, первый широкоэкранный в крае). С любой точки
можно было увидеть единственную внушительную в городе сопку – ее высота составляла
примерно двести метров, а на вершине были установлены локаторы. Подавляющее
большинство жилых массивов составляли пятиэтажки – под землей недалеко от города
находились шахты, поэтому пять этажей были максимально допустимым стандартом для
дома. Я наскоро попытался сделать первые заметки для будущего путевого очерка, вновь
достав из кармана пиджака блокнот и ручку и начеркав заглавными буквами основные
достопримечательности: «ПАМЯТНИК ШАХТОВОМУ КОМБАЙНУ, ПАМЯТНИК
САМОЛЕТУ ЯК-38».
Андрей же, увидев мою дорожную писанину, удивленно поднял брови: «Это не
комбайну памятник, а труду шахтеров. Комбайн – это ведь всего лишь символ. Равно как
и самолет». Так я, неожиданно пристыженный, и вспомнил тысячи самолетов и
самолетиков (маленьких, но ох каких опасных!), стоящих на бетонных постаментах по
бокам дорог, на въезде в Домодедово, где угодно еще. Не забывай ничего, что было до
тебя – таково их грозно-острое послание. Предметы, видите ли, тоже могут говорить
(открываем очередную истину!). Предметы тоже могут говорить, и говорят тяжело,
железобетонно, со скрипом и скрежетом, подчеркивая каждым вздохом то, насколько им
неуютно стоять без движения на этой выставке имени себя. Як-38 день за днем
выжидающе смотрит в небо и продолжает стоять на земле, занимая почетный пост
центрального памятника в Парке авиаторов.
Я стоял около автовокзала. За ним начинались ряды частных домов, постепенно
переходящие в небольшие деревеньки с милыми названиями «Кролевцы» и те же
«Кневичи» (я уже начал разбираться в артемовской топографии). На небе ни облачка,
грелка-солнце набирала обороты. Я думал о том, как Андрей, высадив меня «подытожил»
цель моего путешествия. Он сказал: «жажда новых впечатлений, смена обстановки».
Желал ли я новых впечатлений? Да, конечно, если бы они хоть на миг заглушили и
застелили собой ту бессобытийную и убогую пустоту, от которой я бежал на другой конец
света. О Приморье, будь моей живой водой, стань тем целебным снадобьем, что
излечивает все недуги. Помнится мне, была итальянская сказка и называлась она
«Рубашка счастливого человека». Там сын короля с головой погрузился в черную
меланхолию, и спасти его могла только такая рубашка. Финал открытый: найдя, наконец,
в лесу глухом абсолютно счастливого человека, короля и его слуг, желавших во что бы то
ни стало спасти принца, постигло жестокое разочарование – на счастливце не было
рубашки. Но давайте представим, что король получил искомое и принц выздоровел. Что
это означает? Достойного преемника трона, процветающее государство. Принц озаботится
делами своей страны, а, чтобы как-то снять напряжение, будет развлекаться так, как это
полагается монаршим особам: балы, охота, прогулки верхом. Никаких болезненных
размышлений в одиночестве, и все вокруг довольны. Вопрос – а принцу оно надо? Будь он
более честолюбив, то делал бы вид, что мирские дела заботят его так же, как и
августейших его прародителей. Будь он смелее, построил бы себе хижину в лесу и вел
отшельничью жизнь. Он же вполне комфортно чувствовал себя в дворцовых
апартаментах, скорбно уставившись в потолок и никого к себе не подпуская. Иных
желаний у него, как это видится из сказки, не было. Буддийский постулат о том, что
любое желание вызывает страдание, и что, избавившись от желаний, мы прямо
пропорционально избавимся и от страданий, всегда казался мне спорным. Что делать,
если желаний нет, а страдания, чтоб им пусто было, присутствуют (см. историю бедолаги
принца)?
У меня нет жажды приключений, впечатлений… Я просто не выдерживаю
однообразного продолжения. Слишком спешно, как вам, дорогие мои друзья, могло
показаться, оставив прежнее рутинное бытие свое, я более всего надеялся (и не перестаю
надеяться) исправиться сам. Потому что за последние десять лет не могу припомнить ни
одного дня, когда все было бы по-настоящему хорошо. Безоблачно. Я улыбался на
фотографиях и каждую секунду мне было паршиво. Облачно. Кто там рыдал, глядя на
облака? Кажется, это было в «Миссис Даллоуэй». Привет, Вирджиния Вулф. Отличный
эпизод, очень близкий. Если бы словосочетание «выворачивает наизнанку» можно было
применять не только для обозначения тошноты, я сказал бы так об облаках. Меня всего
корежит и передергивает при виде снующих туда-сюда людей, их забот и этого огромного
доброго неба, исполинским куполом укрывающего нас от злой черноты, от космических
бездн. Нет, не нужна мне ни живая приморская вода, ни счастливая рубашка, если после
этого я перестану думать о благородном небе пойду путем накопления мещанского
Zufriedenheit3. Написал по-немецки, потому что прилагательное «мещанский» у меня
всегда ищет своего брата-близнеца – прилагательное «бюргерский». Сразу припомнился и
«Степной волк». Привет, Гессе.
Вот-вот должен подойти автобус, который доставит меня в столицу Приморского края,
где мне удастся прилечь на удобную гостиничную кровать, а также наконец-то выяснить,
какой степени окисления и гниения подверглось содержимое моего чемодана, после чего
планирую тут же выяснить адрес ближайшей химчистки.
3 нем. «Довольство, удовлетворение»
Глава 2.