уперся носом в ее волосы. Я дышал. Она опять рассмеялась и рухнула головой в мои
плечи. Мои плечи были твердых переплетов, жесткая обложка, горячая типографская
печать. А она пахла вишней и другими ягодами, злыми и ядовиты- ми. Беладонна.
Дурман. Белены объелся. Дикая вишня, искусственная вишня, сакура. Нагретые на солнце
серьезные книги, распахнутые на середине, загнутые уголки страниц, сноски и оглавления
– это было с моей стороны. С ее стороны был вишневый табак. Ее глаза были подведены
угольно-черным. Губы накрашены бордовой помадой. Бордовое вино. Коктейльная
вишня-черешня. Сакура в цвету.
Мои колени не выдержали первыми. А она – что она? – она же просто держалась за
меня. И мы вдвоем рухнули на пол, на серый гостиничный ковер, днем, уже готовым
сдать смену вечеру, в июле, уже готовом отдать корону августу. В обнимку, вместе, вниз.
Глава 20.
«Ф» - Фуникулер
«Фуникулёр (фр. funiculaire, лат. Funiculus — верёвка, канат) — рельсовое
транспортное средство с канатной тягой для перевозки людей или грузов на
небольшое расстояние по крутой трассе.
Фуникулёр является специализированным транспортом, применяемым в условиях
тяжёлого рельефа местности.
В России фуникулёры имеются только в Сочи (две линии, в том числе одна частично
подземная) и Владивостоке; ранее они функционировали ещё и в Светлогорске и
Нижнем Новгороде.»
(источник: ru.wikipedia.org)
Мы пошли гулять по Владивостоку. Наверх, выше, еще выше.
Без фуникулера эти сопки попросту не одолеть. Два вагончика, красный и синий, один
едет вверх, другой – вниз, по одним и тем же рельсам. На середине пути рельсы
расходятся, чтобы вагончики не сталкивались. И ты, только что шедший по Светланской
улице, с ее площадью, причалами, закусочными, Зеленой подводной лодкой и
Корабельной набережной – за считанные мгновения оказываешься наверху, на вершине,
там, где стоит телевышка, и выше только ангелы. Глаз не хватает на все эти морские
панорамы, и ты вновь глыкаешь взахлеб ультрамарин, куда ни кинешь взгляд – везде одни
горизонты. Вы знаете, чего в мире больше всего? Я отвечу вам отсюда, сверху: воды и
неба, сопок и кораблей. Сопки и корабли – это образ жизни.
Владивосток – это образ жизни, сказала Аня.
Владивосток растрепал наши волосы. Они были одинаковой структуры. Прямые от
вечной влажности. Город ерошил щупальцами по нашим макушкам, а мы по-прежнему
дышали свежим морским воздухом, такие независимые. Мы гуляли за руку, она в моей
футболке с логотипом Mitsubishi, перетянутой наподобие платья на талии моим ремнем. Я
надел ее футболку Led Zeppelin, большого размера, мужскую. Мы шли за руку по
Океанскому проспекту. По Торговой улице с ее очаровательными фонариками.
Мы ходили пешком. Иногда забирались в далекие спальные районы вроде Нейбута или
Баляева, там мы ходили дворами. Подбирали медные монетки с пыльных дорог. Гулять
дворами было рискованнее, настроение менялось в зависимости от положения здания: раз
– и ты в тени, никакого солнца, можно обняться и закурить. А потом огибаешь дом, и
июльский полдень палит на всю катушку: надевай темные очки и показывай «виктори» в
объектив камеры. Аня извращалась с фотоаппаратом. Просила меня позировать у военных
кораблей, отходила на двадцать шагов назад, и в самый ответственный момент
переворачивала камеру вверх ногами и фотала меня вниз головой. Она смеялась,
поднимала в воздух «козу» и говорила: «Ты ничего не сечешь в концептуальном
искусстве, Аякс. Yeah!»
Мы зашли и в однокомнатную квартирку, которую Аня снимала на Маяке, чтобы
перевезти некоторые ее вещи ко мне в гостиницу. У нее не было соседей – дом
планировали сносить и практически всех жильцов уже переселили. Что тоже было
глубоко символично.
Вот это был интерьер так интерьер: повсюду провода, шнуры, электрогитары по углам
комнаты, на полу компакт-диски без коробочек, скрипка без струн и голый смычок,
пепельницы, полные окурков (в этом мы были похожи) и пустой холодильник на кухне.
Бутылка минералки и бутылка Капитанского рома – убойная композиция, очень в стиле
Ани. Вешалки с одеждой на дверных ручках. «Это Chanel, настоящие, дизайнерские
шмотки, прикинь!» - говорила она, и ее глаза горели от восхищения. Венчали гору
гитарного и откутюрного хлама прозрачные напольные весы, электронные, чей экранчик
пищал и помигивал какими-то возмутительно несерьезными цифрами, когда Аня
взбиралась на стеклянную измерительную ступень босыми белыми ногами. Пустота в
холодильнике компенсировалась невероятным количеством баночек-скляночек на полках
в ванной комнате. Говорят, что ванная символизирует подготовку к смерти. Типичный ряд
кровать – ванная – гроб. Везде человек принимает мертвячье лежачее положение.
Я укладывал Анины вещи в свой дорожный рюкзак, я спотыкался о пластинки золотой
эпохи рока. Classic rock. Под- шивка журналов с таким же названием. На стене –
здоровенный плакат «Led Zeppelin».
Классная музыка - это дар Божий, сказала Аня.
Она никогда не ела. Синие следы от капельниц на руках заживали, но она все равно
ничего не ела. Казалось бы, находив столько километров, любой проголодается. Я
покупал хот-доги и мороженое, креветок в бумажных стаканчиках и сэндвичи в бумажных
обертках, а Аня питалась сигаретами и минералкой. Иногда – колой-лайт. Но всегда
дышала морем, йодом и кальцием, наверное, потому и не падала в обмороки каждые
двести метров, а, наоборот, была такой подвижной, что я сам часто не поспевал за ее
быстрыми шагами вверх, по лестнице или без лестницы, на очередную сопку.
Есть стихотворение Роберта Рождественского про Владивосток. Поэт-стадионник,
вспомни первый курс, зачет по новейшей русской литературе. Я отставал, Аня быстрее
меня взбиралась на Орлиное Гнездо и на Голубиную Падь, и на все другие эвересты. Я
вспоминал стихотворение Рождественского, кажется, оно называлось «Вверх-Вниз»,
точно как мы с Аней гуляли сегодня весь день, наша прогулочная лирика, вот этот самый
текст:
«И начинается наше кочевье,
ты от прошедшего отмахнись
Владивосток - как качели
вверх-вниз, вверх-вниз...
Это без наигрыша и без веселья,
у океана природа учится
Это на спины щербатых сопок
сопя и кряхтя взбираются улицы
Ты с этими улицами поспорь,
их крутизну - положи в конверт
Владивосток - как любовь
Вниз - вверх, вниз - вверх...
Капли прибоя утри со лба
Ветру серьезному поклонись
Владивосток - как судьба
Вверх - вниз, вверх - вниз
Та ли дорога, или не та...
В наших ладонях - бессонный век
Владивосток - как мечта.
Вверх, вверх, вверх, верх...»
Настроение Ани совпадало с этими рефренами вверх-вниз, вверх-вниз. Она ругалась
вслед машинам, не уступившим дорогу нам-пешеходам. Выкидывала средние пальцы.
Вообще очень бурно жестикулировала. Если бы она родилась такой же немой, как я, то не
пропала бы. Никогда и нигде. Ей бы не продали некачественный товар. Она бы хлопала
детской ладошкой по прилавку и требовала справедливости, будто решалась судьба
человечества. В этом я ей завидовал. Я, предпочитавший отмалчиваться и пожимать
плечами. А, бывало, она становилась необычайно спокойной. Даже созерцательной. То