была моя Аня, пусть и не совсем моя, но под стать мне. Так случалось, когда мы смотрели
на море. Так как моря было по горло, куда ни повернешь голову, то Аня часто была в
благостном расположении духа. Она обнималась и фотографировала меня у Трех Китов.
Памятник, символизирующий благодарность Владивостокским морякам за спасение из
ледового плена. Спасибо. Спасибо за всё.
В 1907 году построили лютеранскую кирху Петра и Павла. Здание, выполненное в
традициях поздней готики. В советское время там был расположен Музей Тихоокеанского
флота. Большие чугунные якоря у входа в церковь. Бог, ты ведь сам определил земле так
много моря.
Она все время просила взять ее за руку. Держать крепче. Она болтала без умолку. Про
автомобили и музыку. «Тачки и гитары». У нее в ухе было три булавки. Святые хрены, так
мы еще и панки в придачу. В настоящей «Шанели» и сыты духовной пищей. У меня из
головы не выходили эти корабли, понатыканные тут повсюду. Аня просила еще сильнее
сжать ее руку. Аня – крутой корабль, трехмачтовый, по старинке острый, и смотрит ох как
далеко. А я типа якорь. Такой же тупой, чугунный и должен идти на дно. Тянуть ее ко
дну. Не дать ей идти туда, куда ей хочется. Метафоры города-порта.
Я тащусь, сказала Аня.
Я тащился по Евгению Онегину – о, почему он не был капитаном корабля? Или
военным летчиком? Один мой знакомый, бухгалтер, как-то раз сказал мне, что Онегин сам
не знал, чего хотел. Аня не признавала Онегина вообще. Просто потому, что он не был
рок-музыкантом. Я написал в блокноте: «У него (Е.О.) был характер настоящего рокера» и
протянул листочек Ане. Она обещала перечитать грандиозный пушкинский труд
внимательнее. Во второй раз, еще внимательнее. Тогда-то я и спросил ее, какие авторы
нравятся ей, раз она сама пишет роман. Какие литературные направления, школы, стили.
Аня посмотрела на меня как на сумасшедшего. «Это тебя прёт, все эти школы и стили. И
критики. Я это в твоем дневнике читала», - сказала она, - «а мне пофиг. Я просто пишу и
всё». С ней было легко. И тяжело до ужаса. Мы ходили по центру пешком и гуляли
дворами. Стояла великолепная погода.
Андеграунд. Вот кем была Аня. Не-трогай-меня-злобный-психотерапевт! У меня были
в голове свои тараканы на тему детства в интернате и следовавшей из этого
клаустрофобии. Поэтому я решил, что мы с ней будем классной парой. В красном
вагончике фуникулера мы съезжали вниз, на Светланскую, опять в центр. Море скрылось
за домами. Аня задумалась о чем-то не особо приятном. Размышляла вслух о том, то
родители опять будут на нее орать, что ее всё достало, что родители скажут Мире, что
Мира приедет и начнет «выносить мозг». Про то, кто такая Мира, она не произнесла ни
слова. Когда фуникулер уже почти приехал, она махнула рукой. «Ну и хрен с ними», -
вопросительно подняла брови на меня. Я кивнул головой, как всегда.
Мы пошли гулять за руки и ждать, когда стемнеет. Чтобы опять поехать наверх на
фуникулере. Аня предложила пойти выпить. Мы пили ром с колой. И пиво.
Отвратительное сочетание. Но мы так красиво сочетались друг с другом, что могли пить
какую угодно гремучую смесь. Мы могли пить бухту Золотой Рог, и Амурский Залив, и
корабельное дизельное ржавое топливо. И бензин, и солярку наших больших машин. И
всё бы нам казалось мармеладовым.
Аня не закончила консерваторию, в которую ее отправили учиться родители. Она
подрабатывала тем, что возила Миру по всяким темным делам. Водитель для Миры.
«Поэтому я научилась хорошо водить авто. И никогда не засыпаю за рулем, даже если еду
глубокой ночью». И еще руль может быть похож и на клавиши пианино, и на гриф гитары
– в зависимости от того, что стоит в проигрывателе.
Я написал ей, что работал переводчиком и на моем счету множество книг,
переведенных с разных языков. «Это так банально», - вздохнула Аня, - «кем тебе еще
работать». В принципе, мне было нечего возразить. Но, думаю, что работать водителем у
своей опекунши, по совместительству – наемной убийцы (пусть нанял ее и сам Господь),
получилось бы даже у меня. Впрочем, я не хотел ее расстраивать. Она и так выходила из
себя при любой попытки умалить ее исключительность. Становилась нервная и
раздражительная. Шипела в трубку мобильного телефона «черт», «ну и черт», «а черта с
два вы меня заставите». Вот я и не рисковал.
Мне нравилось ходить по набережным, слушать экскурсовода в Краеведческом музее
имени Арсеньева, курить и смотреть на дикую воду из окна гостиницы. Аня заламывала
руки: «Ну и скукотища!» Ей нравились трудности и неровности. Ей нравилось стоять на
вершине сопок, будто на величайшей сцене, и слать оттуда воздушные поцелуи простым
обывателям, умасленному миру еды и работы, от которого она ограждалась глянцевыми
постерами, будто крепостными стенами и рвами.
Иногда она выглядела жалкой. Иногда она выглядела суперзвездой. И между двумя
этими крайностями, по сути, не было никакого компромисса.
Мы ехали наверх в синем вагончике фуникулера. Голубой вагон. В добрый путь. Вновь
под небеса. Тогда Аня спросила, был ли я на смотровой площадке вечером, когда море
подсвечено корабельными огоньками и лунными дорожками. Я утвердительно кивнул.
Она отмахнулась от меня: «Да не был ты нигде и ничего до меня не видел и не знаешь о
Владивостоке».
Владивосток – это я, сказала Аня.
Глава 21.
«Х» - Хасан
«Посёлок Хасан — единственный российский населённый пункт на границе с КНДР.
Вблизи посёлка расположено знаменитое озеро Хасан и пограничная река Туманная
(Туманган). Граница между КНДР и Россией проходит по фарватеру реки, однако
русло Туманной меняется после разлива в сторону России, тем самым уменьшая
территорию страны и создавая угрозу наводнения в посёлке Хасан и на пограничной
заставе Песчаная. С лета 2003 года возле посёлка ведутся работы по засыпке
скальным грунтом для защиты от напора воды. Расстояние до административного
центра, посёлка Славянка, составляет 105 км.
Хасан — железнодорожная станция на ветке Уссурийск — Туманган — Сонбонг
Дальневосточной железной дороги. В настоящее время ветка используется с малой
интенсивностью — в 2005 году было перевезено всего около 10 000 пассажиров.
Корейский участок от Тумангана до порта Раджин был разрушен в 50-е годы. ОАО
«РЖД»,
железнодорожными
ведомствами
Северной
и
Южной
Кореи
прорабатывается вопрос об открытии движения по Транскорейской магистрали с
выходом на Транссиб. Проект стоимостью около 250 миллионов долларов
продвигается медленно. На 2006 год запланирован пилотный проект по началу
перевозок на 40-километровом участке Хасан — Раджин.»