отдельного разговора дом. Правильнее было бы назвать его коттедж. Стены были
покрыты оргалитом, расписанным всякой фантасмагорией: царевна-лягушка, тигрята,
бабочки… Наверное, в семье было много детей. Только одно портило картину – оргалит
прибивали гвоздями, которые после многих дождей заржавели и в некоторых местах
покрыли тигрят-лягушат оранжевыми подтеками. Такая вот ложка ржавого дегтя в
детской медовой сказке.
Я сел на опушке леса, скрестил ноги по-турецки и достал диктофон. Я приберег ответ
на вопрос «Почему Вы хотите убить Миру?» на десерт, специально подыскивая
подходящий антураж. Мне хотелось чего-то захватывающего, чтобы кровь стыла в жилах,
чтобы кукушки куковали, а сгоревшее поместье с привидениями пугало меня своими
обломками старых расчесок. Итак, поехали…
«Иногда она может зваться Мирабель, может –Мирослава, а то и вовсе Мирра, с
двумя раскатистыми «Р», как растение. Но мне проще называть ее в четыре буквы,
которые были пришпилены когда-то до нашей эры, до рождества Христова, на нашем
автомобиле. Он назывался Mira Daihatsu, был синего цвета, о трех дверях, и крайне
маленьких размеров. Тачка разбилась к чертовой матери. Мира же, будучи крайне
маленького роста, короткими ручонками своими давала мне подзатыльники, когда я
училась водить. Хлопала меня по плечу, подзадоривала: «Рули, мой юный пианист». Да,
имен- но так. Или «веди машину, юный пианист».
Она грохнула всех, кто посмел меня обидеть. Да-да, вот так взяла, приехала и прямо в
упор. Но об этом я вам не расскажу. Миру бесит, что я не ем. Ей-то хорошо, она же
азиатка. У них своя история, у нас – своя. Как можно жрать, зная о ленинградской
блокаде. Черт, да я недостойна того, чтобы есть. Я даже представить не могу себе эту
чертову жратву. Мы должны отдавать дань памяти, жертвовать. Только почему-то
мало кто разделяет мои взгляды. О да, это выносит мне мозг.
Я не злюсь только при Мире, иначе, когда я злюсь, она зажимает мне рот, тащит в
ванную, ставит под ледяную воду. Родители никогда бы такого себе не позволили. А я
сама попросила Миру об этом. Потому что, если я буду злиться, это добром не
кончится. Я так уже танцевала на кухне сутки без перерыва под всякие рок-н-ролльчики.
Чак Берри, знаете ли. Или тот же Элвис. Мира тогда уехала в командировку, и мне
приходилось со всем справляться самой. А это тяжело, ох как тяжело… Мира –
контроль. За это я ее обожаю. И ненавижу, разумеется. Она регулярно выносит мне
мозг с призывами больше питаться, иначе умру от истощения. Другие ссоры тоже,
конечно, бывают.
Поэтому я думаю, что единственный способ вырасти – избавиться от Миры. Не надо
ей больше подниматься по ступенькам и гаркать на меня: «А ну марш в машину!». Я-то
знаю, что она там будет делать. Она до сих пор считает, что мне рано видеть трупы и
кровь. Но я все равно это вижу. Когда кладу ее линзы в специальные маленькие
контейнеры, я вижу отраженные лица тех, кого она того. Когда отстирываю ее платье
от брызг чужой крови… Я все знаю. Я знаю, что она красит волосы в рыжий цвет для
того, чтобы кровь убитых ею была не так заметна до тех пор, пока она не доберется до
душевой кабинки. Там она поет. Она поет под душем Милен Фармер или Патрисию Каас.
Мне не особо нравится, если честно. Я больше тяжелую музыку люблю. Знаете, чтобы
энергией заряжаться. У меня настроение улучшается от тяжелой музыки. Реально
тяжелая музыка –это чертовски охрененно.
Однажды Мира подарила мне ожерелье из ракушек и голубых бусинок. Она чмокнула
меня и сказала: «Анюта, моя русалочка». Ожерелье она купила в Париже, с Жан-
Батистом. Мне на тот день рождения ничего больше не нравилось, ни куклы, ни
сладости – ничего не могло сравниться с подарком Миры.
Еще она подарила мне губную гармошку Hohner. Тогда мне очень нравился блюз. Мадди
Уотерс, знаете ли? Я люблю чертов старый блюз. Мира так взбесилась, что дала мне
пощечину, когда я уронила гармошку в бочку с водой на нашей даче, это было на….»
Я остановил запись. Я просто встал и ушел. Стараясь идти как можно быстрее. Вниз, по
пригорку, вприпрыжку.
Глава 5.
«Д» - Де-Фриз
Английский граф, предприниматель, выходец с острова Гельголанд, Джеймс
Корнелиус Де-Фриз (по другой версии его зовут Джон, а не Джеймс), прибыл в 1865
году во Владивосток с намерением открыть торговлю и завести хозяйство,
поселившись в гавани. Местом жительства себе Джеймс Корнелиус выбрал
полуостров, вдающийся в Амурский залив. Так полуостров и получил свое имя – Де-
Фриз (в народе произносящееся, скорее, как «дифрис»).
Много легенд ходит об этом месте, считающемся аномальной зоной. Существуют
две легенды о трагической гибели молодой дочери графа. Первая гласит о том, что
она утопилась из-за неразделенной любви, и безутешный отец посадил в своих
владениях «Аллею любви», чтобы почтить память покойной дочери. Вторая легенда
повествует о тяжелых условиях для преодоления небольших расстояний. В те
времена приходилось пересекать море на лодке, чтобы добраться от Де-Фриза до
Сад-Города. Однажды лодка перевернулась, и все ее пассажиры, в числе которых была
дочь графа, утонули. В наши дни на полуострове в районе кладбища находится Мыс
Утонувших, что может указывать на то, что легенда под номером два вполне
может оказаться реальной историей.
(источников было много, скомпоновал их сам)
Умеет ли кто сохранять твердость духа и ясность разума, когда все происходящее
вокруг неожиданно сплетается в паутину мистических совпадений и закономерностей?
Чем руководствоваться, анализируя подобную ситуацию – рациональным началом или
чувствительным?
Я попытаюсь рассказать по порядку то, что случилось со мной за недолгое время
пребывания в Приморье. Иногда я буду сбиваться, пускаться в крайности или во все
тяжкие, отступать от сути дела и сыпать ненужными деталями.
Я живу в центральной гостинице, из окна день за днем вижу бескрайний Амурский
Залив. Я обрел душевное равновесие, или, по крайней мере, надеюсь его обрести, ведь
психологи, да и молва людская, то и дело повторяют, что, лишь окружив себя оттенками
синего цвета, станешь спокойным и мудрым. В моем номере наличествуют: двуспальная