Вечерело, пора было стадо гнать домой, но Аркаша все еще не появлялся.
Телят надо было прогнать через узенький мостик у плотины, а в потемках это боязно: еще столкнут в воду друг друга. Ждать я больше не мог и погнал стадо.
Аркаша с Чернушкой нам встретились по пути. Вид у него был жалкий и измученный. Я пошел впереди стада, Аркаша остался подгонять телят. Он спешил: мы запаздывали на целый час.
Я ему несколько раз кричал, чтобы он не торопил телят, а то на мосту тесно будет. Аркаша меня не слушал. Орет на телят что есть моченьки, витнем своим хлещет — спасу нет.
— Аркашка! — кричу. — Остановись! Плотина впереди!
А он свое — нахлестывает. И тут случилось то, чего я больше всего боялся. На самой середине моста телята сгрудились, замычали, друг на друга полезли. Вдруг перила треснули, и одна телка упала в воду. Она неуклюже барахталась в воде, силилась повыше поднять морду.
Я весь похолодел. Утопить телку! Что скажут дядя Егор, колхозники?! Не помню, как добежал до плотины. Вгляделся — Чернушка! Так вот почему она не могла вылезти на берег: ей мешала привязанная за рога к ноге веревка! Надо немедленно перерезать ее — на как?!
Чернушка все приближалась к омуту. Еще несколько минут — и телка утонет. Как подплыть к ней, когда она так яростно бьет ногами в воде?
Аркаша первым подбежал к плотине, быстро снял рубашку, потом в нерешительности остановился, потоптался на месте и бросился наутек.
— Куда ты? — крикнул я.
— В деревню, за мужиками!
— Чернушка-то утонет!
— Не утонет, успею!
— Не успеешь! Давай вместе попробуем.
— А ну ее, еще утопит!
Аркаша убежал.
Я вытащил перочинный ножик и бросился в воду. Телка теперь была уже недалеко от берега. Ее ноги еле-еле доставали до дна. Она из последних сил приподнимала голову, чтобы глотнуть воздуха.
Наконец передо мной метнулась морда Чернушки. Я невольно остановился, но ухватился за веревку и решил приподнять над водой Чернушкину морду. Но тут телка так на меня навалилась, что я оказался под водой. Ухватился обеими руками за веревку и решил не выпускать ее, пока не перережу. А веревка, как назло, плохо поддавалась ножу. Она мочалилась, раскручивалась. Чернушка мотнула головой, и у меня ножик из рук вылетел. Схватил я веревку и давай ее зубами кусать и рвать.
Наконец веревка разорвана. Телка метнулась к берегу. Я поплыл за ней и только тут почувствовал во рту неприятную липкую слизь. На берегу я вытер рукавом лицо и увидел на рубашке пятна крови. Во рту все горело, из десен сочилась кровь.
Я растянулся на траве. В это время подбежал Аркаша с колхозниками.
После этого мне районный доктор еще с неделю изо рта мочалки вытаскивал.
— Ты, — говорит, — Митя, столько мочала себе в десны всадил, что из него целую веревку свить можно.
В. Астафьев
Бабушка с малиной
Рассказ
На сто первом километре толпа ягодников штурмует поезд «Комарихинская — Теплая гора». Поезд стоит здесь одну минуту, а ягодников — тьма, и у всех посуда: корзинки, ведра, кастрюли, бидоны. И вся посуда полна. Малины на Урале — бери не переберешь. Леса повырубили — простор малиннику и раздолье ягодникам.
Шумит, волнуется народ, гремит и трещит посуда — поезд стоит всего минуту. Но если бы поезд стоял полчаса, все равно была бы давка и паника. Так уж устроены наши пассажиры: всем хочется попасть в вагон сию же секунду и там уж ворчать:
— И что стоит? Чего ждет? Рабо-о-отнички!
У одного вагона гвалту и суеты особенно много. В узкую дверь тамбура пытается влезть разом штук тридцать ребятишек, и среди них копошится старушонка. Она проталкивается остреньким плечом, достигает подножки, цепляется за нее. Кто-то из ребятишек хватает старушку под мышки, пытаясь втащить наверх. Бабка подпрыгивает, как петушок, становится на подножку, и ведерный туес, привязанный на груди платком, опрокидывается. Из него высыпается малина, вся, до единой ягодки. Туес висит на груди, но уже вверх дном. Ягоды раскатились по щебенке, по рельсам. Бабка оцепенела, схватилась за сердце.
Машинист, уже просрочивший стоянку минуты на три, просигналил, и поезд тронулся. Последние ягодники прыгали на подножку, задевая бабку посудой, а она, совершенно ошалелая, смотрела на уплывающее красное пятно малины, расплеснувшееся по белой щебенке, и, встрепенувшись, крикнула: