— Садись, Дима, — обратилась она к отцу. — А ты, Миша, иди сначала руки вымой.
Плескаясь у большого медного рукомойника и смотрясь в него, Мишка не строил рож, как делал это всегда, с интересом наблюдая за своим искаженным отражением, а прислушивался к разговору за столом.
— И зря ты… Не выйдет, видно, из него инженера. Но прыгает здорово, хвалят вон. Может, и вправду чемпионом каким будет…
Мишка вернулся к столу успокоенным. Он с аппетитом съел суп, а когда мать принесла жаркое, не удержался и еще раз с азартом начал рассказывать о соревнованиях, поминутно заглядывая в глаза отцу.
В это время в дверь постучали. Мишка побежал открывать. На пороге стоял Чудинов, а рядом с ним поправляла выбившуюся из-под пухового платка непослушную прядь Ольга Сергеевна.
— Отец дома?
Мишка молча кивнул.
Завтра в школу, а как хочется прыгнуть еще хоть раз, последний раз в сезоне. Прыгнуть — и уже тогда сесть за книги. Ну, ладно, к соревнованиям, сказали, не допустят, но ведь сегодня их нет. Пусть грамоту — красивую грамоту с золотыми буквами и красными знаменами — отобрали, но он, Комендант трамплина, подойдет и прыгнет. А с учебой он справится.
Мишка вышел на улицу и принял окончательное решение: прыгать. Утром подморозило, и скольжение сегодня обещало быть отличным.
Торопиться не хотелось. Он медленно — спустился к Балашихе, долго поднимался к подножию стальной громады. Предстояло еще забраться наверх.
Мишка внимательно осмотрел гору приземления и эстакаду, взял лыжи и подошел к лестнице.
— Здравствуйте, Семен Федорович, — грустно поздоровался он с дедом Мазаем, — решил вот закрыть сезон.
— Сезон-то для тебя давно уже закрыт. Двоечников не пускаем.
Мишка молча повернул от трамплина и услышал за спиной последнюю фразу Мазая:
— Комендант… разжалованный…
Мишка старался сдержать слезы. Но только сошел по тропинке вниз — не выдержал. Прислонился к стволу сосны и заплакал. Здесь, на узкой, по-мартовски обледенелой тропинке, и разыскал его запыхавшийся Николай Бортиков.
— Здорово, Комендант! Я с ног сбился, тебя ищу.
— Какой я тебе Комендант? — сердито перебил его Мишка, размазывая слезы. — Меня вон уже Мазай разжаловал. Да и ты, наверно, рад-радешенек.
— Эх ты, Мишка, — беззлобно произнес Николай. — Все ершишься. А я, между прочим, действительно тебя ищу. Давай лыжи да пойдем.
Мишка поколебался, но потом безропотно позволил Николаю взвалить на плечо свои лыжи и молча стал подниматься за ним.
— Вчера, понимаешь, нас Анатолий Сергеевич собирал, — рассказывал Николай. — А сегодня в комитете комсомола разговор состоялся. И решили мы, Комендант, тебе помочь. Собственно, помогать тебе буду я.
Мишка в ответ недоверчиво хмыкнул.
— Чего мычишь? Все равно я в пединститут собираюсь поступать. Так; что ты для меня будешь вроде тренировочного трамплина… Анатолий Сергеевич сказал: «Коменданта вытянуть надо». Вот и будем тебя в науку тянуть. Учти, занятия начнем сегодня. У меня, брат, слона гонять не придется.
Пусто было на Балашихе. Кончился сезон, давно уехали мастера, да и местные лыжники уже не тренировались на склонах гор, только ветер трепал забытый кем-то синий флажок на слаломной трассе.
Ребята стояли рядом и смотрели на этот флажок. Вдруг Мишка направился к нему, глубоко проваливаясь в снег. Через несколько минут он вернулся, пыхтя и отдуваясь. В руках у него был тонкий бамбуковый прут с флажком.
— Пригодится… Еще ведь тренироваться будем… — негромко сказал Мишка.
— Правильно. Надо Мазаю отдать.
— Мазаю?
— Ну да. Давай-ка сбегай, ты помоложе.
— Я как-нибудь потом… Разжалованный ты, говорит, комендант. На трамплин не пустил. Двоечник, говорит…
Николай звонко расхохотался.
— Вот здорово! Поругался, значит, со своим заместителем? Тогда давай, я снесу…
— Нет. — Мишка долго смотрел на Николая исподлобья. И вдруг, улыбнувшись, добавил: — Я ему, знаешь, когда этот флажок отдам? Когда на соревнованиях прыгну. Понимаешь?
Мишка, повернувшись лицом к трамплину, приветственно помахал флажком.
— До скорого свидания, дедушка Мазай! — задорно крикнул он и уже тише добавил: — Я хоть и разжалованный, а все-таки Комендант.
Р. Белов
Спор не по существу
Очерк
— А потом обжорой он оказался, твой этот… Как его?.. И еще жмот. Сухари у матросов воровал…
— Галеты.
— Ну, галеты. Г-герой!..
— Много ты понимаешь! Сам бы поголодал столько. Законный парень! И книжка тоже законная…