Это был самый захватывающий момент, расколовший Западную церковь на две партии – сторонников папы и его противников. Никогда ранее не произносилось такого приговора над коронованной особой, и многие сомневались, можно ли признать за понтификом полномочия, на которые Гильдебранд претендовал. Одно дело отлучить короля от Церкви, другое – лишить его королевского статуса папским актом. Если бы Генрих IV пользовался лучшей репутацией у своих подданных, возможно, победа была бы на его стороне; но только не теперь.
Помимо тех «подвигов», которые были у всех на устах в Германии и Италии, Генрих IV много повредил себе тем, то осмелился перед «отставкой» себя Гильдебрандом отлучить папу от кафедры. Да, такие события ранее встречались не раз. Но если ранее императоры и смещали понтификов со Святого престола, то либо в случае нарушения канонической процедуры избрания, либо вследствие полного аморального разложения и совершаемых ими преступлений. Конечно же, по отношению к Гильдебранду ни то, ни другое сказать было невозможно. Аскет, живущий исключительно делами Церкви, что можно было ему инкриминировать?!
Борьба между двумя могущественными фигурами достигла своего пика. И тут понтифик применил старое и испытанное оружие – он объявил интердикт по всей Германии, вследствие чего впредь до особого распоряжения папы ни в одном храме ни один священник не вправе был совершать ни мессы, ни таинств. Новорожденные младенцы оставались некрещенными, покойники – не отпетыми. Никто не мог ни исповедоваться, ни причаститься Святых Даров, ни венчаться.
Генрих IV попытался было предпринять встречные меры, но все оказалось тщетным. Созванный им 29 июня 1076 г. в Майнце Собор провалился, а рейхстаг, собравшийся в Трибурге 16 октября 1076 г., потребовал от короля подчиниться требованиям папы Григория VII. Возникла беспрецедентная в истории ситуация, грозившая полной анархией. В течение 7 дней князья Швабии и Саксонии совещались, как выправить дела в государстве. Ктото пытался вступиться за Генриха IV, но тут же находились люди, в подробностях напоминавшие образ жизни короля и порядки, царившие в его дворце. А потому большинство решило, что самое время избрать нового короля.
Как ни странно, в эту минуту спас Генриха IV его исконный враг… Гильдебранд, который в своем послании к рейхстагу советовал его членам не торопиться с низложением монарха, а если уж они решили избрать нового короля, то нужно предварительно обсудить с Римским престолом его кандидатуру. Поэтому члены рейхстага приняли половинчатое решение: не считать Генриха королем до тех пор, пока тот не покается и не будет восстановлен в Церкви папой или его легатом. По приговору рейхстага монарх должен был проживать в уединении в Швейцарии, а затем явиться на новое заседание 2 февраля 1077 г., где и будет решена его судьба[189].
Разумеется, то была катастрофа… И тогда король решился на небывалый поступок. Накануне Рождества 1076 г. он вместе с женой и маленьким сыном Конрадом в сопровождении всего одного слуги направился в Каноссу, замок маркграфини Матильды Тосканской, где остановился папа по дороге на заседание рейхстага. 21 января 1077 г. Генрих IV достиг подножия горы, на которой возвышался замок, и объявил через посредника о своей готовности подчиниться папе, если тот отменит интердикт в Германии.
Но злопамятный апостолик передал, что готов простить его только в том случае, если Генрих IV добровольно сложит с себя корону и навсегда откажется от королевского достоинства. Очевидно, это условие было неприемлемо для Генриха ни при каких обстоятельствах. И тогда он нашел отчаянный и хитрый ход, добровольно наложив на себя суровое покаяние – в течение 3 дней король стоял босиком во дворе замка с непокрытой головой, одетый в грубую шерстяную рубаху. Однако и это событие не растрогало каменного сердца Гильдебранда: он согласился простить Генриха IV на короткое время – до рассмотрения его дела на рейхстаге, где сам папа выступит в качестве арбитра. До этого тот обязывался воздерживаться от выполнения обязанностей короля. Генрих IV скрипя зубами согласился[190].
Впрочем, папа не удовлетворился устным покаянием, а потребовал от униженного короля письменных клятв, резко уменьшивших его властные прерогативы. В частности, король публично признавал, что свое достоинство он вернул только с согласия и разрешения понтифика, обещал впредь не общаться с людьми, анафаматствованными Римским папой (т.е. отказаться от ближайшего окружения), обязался давать понтифику отчет обо всех своих поступках, если тому вздумается потребовать этого, а также не препятствовать паломникам отправляться в Вечный город по своему желанию. Очевидно, последнее требование имело своей целью вернуть Римской курии те доходы, которых она была лишена по приказу короля, когда тот запрещал своим подданным путешествия в Вечный город[191].