Он затащил меня в комнату слишком неожиданно и резко, Я мог бы, конечно, в ответ, например, сломать ему руку. В свое теле, наверное, так бы и сделал, чисто по инерции. Но сейчас тело не мое, об этом помню хорошо. Рефлексы разные. Тем не менее, наверное, уж в морду дал бы точно. Тут сильно ума не надо. Просто опасности в странном пацане не ощущал. К тому же, он был какой-то худой, вымотанный, будто его голодом морили. При желании, сверну его в бараний рог за минуту. Поэтому, не стал сопротивляться. А вот послушать человека надо, он явно хочет мне что-то сказать. Уж точно не прикола ради затащил. Мы, судя по всему, знакомы. Вряд ли это столь оригинальный способ сообщить сотруднику народного комиссариата важные тайные сведения, кто, например, из соседей пользуется чужим тазом.
— Ты почему не заходишь? — Парень смотрел на меня с выражением лица, которое сложно охарактеризовать конкретно. Это было что-то среднее между сильным волнением и страхом, но в сумме давало четкое ощущение, он не сильно здоров в плане адекватности. Губы произносили слова, при этом двигались даже, когда он заканчивал фразу. Будто шепчет что-то себе под нос.
— Так. А должен? Да руки убери, я ж не убегаю никуда.
Он послушно разжал кулак, выпустив гимнастёрку, и отодвинулся чуть назад.
— Конечно! Каждый день заходил. Мы же договорились. А тут смотрю, три дня — тишина. И главное ночью идёшь мимо, будто так и надо. Первый раз подумал, не один. А потом, гляжу — один. Что-то случилось, значит. Испугался. Ты предупреждал. Ну, все значит, хана́.
Сумбурная речь парня не давала понимания ситуации вообще никакого, кроме одной детали, похоже я знаю, кто это такой.
— Василий… — Произнес имя без вопросительной интонации. Многозначительно. Если он и есть, будет странно спрашивать, Вася, ты ли это? Мы же друзья с детства. А так, вроде начал фразу, но подбираю слова.
— Вань, я понимаю, у тебя служба. Просто занервничал.
Ага. Значит, все верно. Вот он, Василий. Неожиданно. Но всяко лучше, чем бегать в поисках этого человека по Москве.
— Ну, видишь, сам все понимаешь. Чего нервничал?
Я оглядел комнату. Практически копия дедовой. Шкаф — монстр, кровать, стол. Отличие лишь одно — рукомойник в углу. Самый настоящий, как в деревне. Был такой у маминых родителей. Помню, утром, когда ещё не сильно жарило солнце, босиком бежал к сараю, возле которого стояло это чудо сельской жизни. Вода за ночь успевала немного остыть, поэтому была прохладной…
— Так не понятно, что происходит. Как тут поселился, каждую ночь заглядывал. Соседям то знакомство не показывали, но между собой…
— Все хорошо, Вася. — Похлопал друга по плечу. — Тут видишь, какое дело. Травму получил. По голове приложили изрядно. Теперь имеются некоторые провалы в памяти. Да ещё на службе дел не в поворот.
— Ох ты ж… Случилось что? Прости. Ерунду спросил. Тебе говорить с посторонними об этом нельзя, конечно. А я тебя вон за грудки. Да проходи. Сядь тогда.
Василий отодвинулся в сторону, давая возможность устроиться на кровать. Больше подходящего ничего не имелось.
— Некогда сидеть. Забот выше головы. Слушай, тут такой вопрос… Расскажи про ночь, когда мы в городе на чекистов нарвались. Помнишь? Очень важно. А я некоторые моменты вспомнить не могу. Знаешь, бывает так из-за травмы головы. Вроде, крутится, а сосредоточиться не получается.
— Конечно! Понимаю. С этого же все и началось. — Парень провел ладонью по лицу, словно хотел стереть усталость и бессонные ночи. — Можно я тогда сяду? Слабость.
— Конечно! Ты зачем спрашиваешь?! И это… давай, подробно. Про ту ночь. Прям в деталях. Сообразить надо, что упустил.
— Да что подробно? — Василий подошёл к кровати, а потом уселся на нее, безвольно опустив плечи и руки. У меня вообще складывалось ощущение, он либо серьезно болен, либо пацан несколько ночей подряд поднимал целину. В одно лицо и собственноручно. Никак иначе такую усталость не объяснить. — Мы поняли, гонят кого-то. Мужик, которого убили, он же почти ушел. Через забор бы перепрыгнул и все. Там путаные дворы, поди разыщи. Самому бы не заблудиться. Этот, который потом к нам в детдом приходил, майор государственной безопасности, он же выстрелил и мужик свалился прям с забора. Стрелял издалека, но попал в бок. Мужик ухватился обеими руками за рану и пополз куда-то в сторону. А чё ползти. Там уже не уйдешь. Но он все равно старался скрыться. Ты сказал, нет, не в этом дело. Он чё-то спрятал. Сунул в гору старого мусора. А сам главное ползет и ползет, все в сторону и в сторону… Резво так. Самому больно, стонет, матерится, но ползет. Тебе ж невмоготу было. Говоришь, похоже, он чекистов отвлекает. Пойду, говоришь, гляну, чё он из-за пазухи достал и спрятал. Может, ценное. И, значит, мелкими перебежками, пригинаясь, к месту, где подстреленный свалился в мусор. Витя вроде хотел тебя остановить, но ты ж какой, в голову если вбил, то, как броневик, прешь. Этот, которого ранили, вдруг на ноги вскочил и побежал. Мы обалдели. Как куры, знаешь? Им голову рубишь, а они по двору мечутся. Прямо без головы. Так и этот. Ему в бок попали, еле двигается. Тогда точно поняли, верно говоришь, он чекистов в сторону уводит. Ты ж быстро добрался, смотрим, че-то ковырялся среди мусора. Не понятно было. Снова стрельба началась. Не сильно, но два выстрела точно. Мы пригнулись, тебя в тот момент не видели. Ну и вот. Ты вернулся, говоришь, ребята, надо уходить. Думали, сейчас тише станет, все получится. А тут этот, который майор, вынырнул откуда-то. Подстреленного-то они, похоже, догнали. Нас, естественно, когда мы пытались смыться, тоже заметили. Отвёл в детский дом. Обыскали сначала, чекисты, значит. Когда к тебе полезли, думаю, если что-то нашел, сейчас будет ху́до. Но все обошлось.