А потом появился опять майор через несколько дней. Со всеми по очереди разговаривал, а с тобой дольше остальных. Анастасия Дмитриевна ж тогда сказала, что сильно ты ему приглянулся. Хотя, с каждым говорил, а выделил только тебя. Ну, и все. Вернее, мы думали, что все. Потом, уже перед тем, как тебе в школу поступить, ты меня позвал. Говоришь, в ту ночь всё-таки нашел кое-что. Просто с собой не взял сразу, а перепрятал. Забрал позже. Подумал, ценная вещь, старинная. И вынул свёрток. А там — книга какая — то старая. Я спросил, что это? А ты говоришь, опасная вещь. С того момента, как она появилась, тебе стали мысли приходить в голову плохие. И сны, вроде как. Сказал, что однажды вообще очнулся не в спальне, а на улице, за домом. Короче, нельзя тебе было ее с собой брать в школу. И чекистам не отнесешь. Как объяснить, откуда она взялась. Подробности сильно о книге рассказывать отказался, но просил сохранить. Сказал, только мне доверить можешь. И ещё велел быть аккуратнее. Никому ее не показывать, не отдавать, пока ты не вернёшься. Мы же для чего с тобой драку разыграли. Ну? Тоже не помнишь? Встретились все вместе, ты, Я, Виктор, Сергей, ещё ребята с детского дома. Провожали тебя. Мы с тобой, вроде, сильно поскандалили. Прямо до драки. Я про чекистов плохо сказал и сказал, что не друг ты мне больше, раз идёшь в их ряды. Мы заранее договорились. Ну, вот же. Я так и сделал. Все были уверены, в жизни не заговорим больше. Когда ты снова объявился, нашел меня, хотел вернуть схрон, а ты говоришь, не надо. Пусть будет, как есть пока. Тем более, видишь, как совпало. Тебе и комнату тут выделили. Что я тут живу, особо никому не известно. Когда ушел с общежития заводского, отправился в церковь. Не знал, куда податься. А там отец Иннокентий помог. Комната одной из прихожан. Та сейчас… вобщем нет ее. А комната почему-то осталась. Соседи меня ее племянником считают. Да я особо с ними стараюсь не встречаться. Отец Иннокентий тоже никому не говорит, где живу. Утверждает, с улицы, мол, человек пришел, туда и уходит. Ну, вот, так все было.
Парень замолчал. Складывалось ощущение, ему даже говорить сложно. Последние силы на это уходят. А ведь за гимнастёрку меня схватил крепко. С перепугу, что ли?
— Отлично, Вась. Сейчас она где? Книга.
— Так вот же.
Парень встал с кровати, подошёл к шкафу, открыл створку и вынул свёрток из — под горы каких-то вещей. Да ладно? Все так просто? То есть, она постоянно, по сути, была под боком? Твою мать… Хочешь что-то хорошо спрятать, положи на видное место…
Василий протянул мне завернутую в тряпку книгу. На ткани крсной краской, был нарисован православный крест. Я удивлённо посмотрела на друга Иваныча.
— Не помнишь? Спрашивал же ещё при первой встрече. Я тебе ее уже показывал. Когда в школу уехал, я понял, почему ты ее опасной назвал. Тоже, знаешь… страшно было. Какая только ерунда в голову не лезла. Чуть человека однажды не убил. И сны так же, как у тебя. Даже вспоминать не хочу. Я почему в церковь пошел. Не знаю… она меня будто к плохому толкала. Книга эта. Думаю, понимаешь, о чем говорю. В голове голоса постоянно. И шепчут, и шепчут… Будто с ума сходишь. А потом, как в храм устроился, легче стало. Только домой когда возвращался, прямо тяжко. Ну, я крест и нарисовал. Терпимее, знаешь… С завода поэтому же ушел. Понял, нельзя мне среди людей оставаться. Того и гляди за психа приймут. Или натворю дел. В храме теперь помогаю. Иван… забери ее. Сил нет терпеть.
Василий снова настойчиво протянул столь нужную многим вещь. Он смотрел с надеждой, а руки при этом мелко тряслись. Я взял сверток, осторожно начал разворачивать.