Дальше автор заметки рассуждал о том, что горе несчастной женщины скрашивали почти шесть тысяч хайрейнов – выигрыш юного Макмаффина. Мол, с таким приданым пристроить дочь за хорошего человека – не проблема.
Я дочитала и подняла глаза на Эллиса. Оказалось, что он все это время терпеливо ждал, не отводя от меня серьезного взгляда.
– Что вы думаете, Виржиния?
– Я думаю, что следует поговорить с юными мисс Макмаффин и их матерью. Нужно узнать, что сталось невестой этого несчастливца. В статье нет ни одного упоминания о ней, хотя похороны расписаны весьма подробно, – постучала ногтем я по заметке, лежавшей на столе.
– Соображаете, Виржиния, – улыбнулся Эллис, осторожно забрал у меня бумажку и отложил ее в меньшую стопку. – И таких историй тут несколько. Два самоубийства и один несчастный случай – все они произошли с людьми, так или иначе получившими большую сумму. К ним мы прибавляем двоих стариков, обладателей солидного состояния, скончавшихся «по естественным причинам», и писателя Дикона Шарля. Итого с Морелем семь трупов за три года. Интересная статистика, верно? – Я молча кивнула. Мне стало не по себе. – Да и к тому же в двух статьях упоминается небогатая невеста. И ни разу – ее имя.
– Вы думаете, что… – начала я, но Эллис только досадливо от меня отмахнулся:
– Я пока ничего не думаю, Виржиния. Посудите сами – если человек молод и богат, наверняка у него будет невеста. А что до остального… Принесите-ка мне кофе, если не сложно. Нужно хорошенько поразмыслить.
– Я вам не служанка, Эллис.
– Разумеется. У какой служанки такая прямая спина и глаза такие сердитые? Ну-ну, успокойтесь. Взгляд – что ведро ледяной воды за шиворот, – подкупающе улыбнулся Эллис. – Просто мне нужно, чтобы вы отошли ненадолго. Я тут вижу, как мнется перед дверьми мистер Калле. Судя по всему, он боится именно вас. Чем вы его вчера так напугали, интересно…
Я вспомнила о злосчастном парике и как можно равнодушнее пожала плечами.
– Ничем, Эллис. Спросите лучше у него.
– Спрошу непременно, – пообещал детектив, и улыбка у него стала лукавой. – А вам очень идет румянец, Виржиния… И Лайзо позовите, будьте любезны – он мне задолжал рассказ! – крикнул Эллис уже мне в спину.
Кофе в зал, разумеется, отнесла Мадлен. Причем не горький, как любил детектив, а приторный, с тремя ложками сахара и большим количеством молока. Вряд ли это можно было бы назвать даже маленькой победой над Эллисом, но я почувствовала себя частично отмщенной за минуту смущения.
Впрочем, чувство это улетучилось, стоило мне пройти в зал и увидеть, как детектив поит переслащенным кофе Эрвина Калле, а сам нетерпеливо посматривает на двери кухни.
– Д-добрый вечер, леди Виржиния, – подскочил художник, слегка заикаясь, и машинально коснулся кончиками пальцев густой шапки волос – теперь, как я знала, ненастоящих. – Рад видеть вас. П-простите ради всех святых за вчерашнее. Я просто был несколько обескуражен, и…
– За что? – нахмурила я брови в притворной задумчивости, а затем виновато улыбнулась, опуская взгляд. – Честно говоря, мистер Калле, вчера у меня так болела голова, что я совершенно не помню, чем закончился вечер. Смутно вспоминается мне ссора между мисс Макнайт и мистером Палмером, да еще то, как вы говорили о своем визите в апартаменты невесты Патрика Мореля… Кажется, вы обнаружили там нечто необычное?
Слушая меня, Эрвин Калле сначала просветлел лицом, а потом вновь помрачнел.
– Да, можно сказать и так. – Он зябко натянул на костяшки пальцев слишком длинные рукава лилового сюртука. Тонкие, испятнанные краской пальцы нервно поджались. – Знаете, это одна из тех аккуратных маленьких квартир, которые снимают за солидные деньги, приплачивая за спокойное место и отсутствие лишних глаз. Я таких много повидал. Обычно хозяева у них строгие и тщательно следят за соблюдением чистоты. А тут я словно в притон попал. Все перевернуто кверху дном, ящики валяются посреди комнаты, воздух затхлый, вещи разбросаны, чулки висят на люстре… – Эрвин осекся, неуверенно посмотрел на меня, покусывая бледные губы, и продолжил неохотно: – А на полу множество темно-коричневых пятен. Мне кажется, это кровь, – добавил он совсем тихо.