Бабушка Рая детей своих не имела. Она всё время меня спрашивала про школу, почему я не иду, но мне нечего было ей ответить, говорила, что забочусь о ней. Ведь об этой страшной тайне никто не знал, кроме моей семьи.
Квартира досталась её племяннику, сыну брата-баптиста. Они тайно ото всех пришли с нотариусом и всё сделали, но умирала она на руках у моей бабушки. Последние минуты жизни она провела с ней. С родственниками у нас всегда были натянутые отношения, они не любили нашу семью из-за разделения веры. Нас объединяла только бабушка Рая, все родственники собирались на её дне рождении, несмотря на то, что он был в один день с моей бабушкой, а когда она умерла, связь совсем оборвалась. От бабушки Раи у меня осталась особенность носить часы на правой руке циферблатом на внутренней части руки, как носила она для удобства, а так же советская вафельница и лото, которые она дала нам ещё при жизни.
Проведя ещё год в полном одиночестве, погружённой в свой собственный мир. В выпускном классе я решила посещать хоть какие-то кружки, и мама настаивала на этом. Я вспомнила старый «Хобби центр», где занималась хореографией и другими кружками, вернулась туда, записавшись на рисование и в театр-студию. С рисования преподавательница меня в унижениях выгнала, причём она устраивала эти унижения публично, дети к ней присоединялись, мне было очень больно, она не могла простить мне, что я когда-то бассейн заменила её кружком, хотя мои родители делали предпочтение на пользе для здоровья. Мне настолько было больно, что, когда шла домой, я падала в сугроб и плакала, не хотела возвращаться домой со слезами, чтобы мама их видела и переживала. Я рассуждала, что впервые, за такой длительный период куда-то захотела выйти, чем-то заняться и отвлечься, а получила ещё один болезненный удар. В театр-студии мне нравилось, я даже получила роль мамы лисы в спектакле про Туту Ларсен, там теперь работала та самая учительница танцев, которая в семь лет обвинила меня в краже. Татьяна Сергеевна занималась постановкой танцев для спектаклей.
После нового года я вернулась в класс, занятия меня оживили, учителя уже сами не были этому рады, потому что имели с меня приличный калым за счёт государства, которое оплачивало домашнее обучение по медицинским показаниям. Но я их успокаивала, что буду продолжать заниматься индивидуально, просто сама приходить в школу, и некоторые уроки посещать с классом просто так для себя дополнительно. И в связи с большим количеством времени, театр-студию я посещала два раза в день три раза в неделю. Я приходила в утреннюю смену, когда дети учились в школе во вторую, и во вторую, когда учились в первую, а между этим я приходила в школу на занятия. Мне нравилось это, ещё я стала посещать кружок вышивания, в который ходила в начальной школе. Меня нисколько не смущало, что я хожу в группу с детьми не по возрасту, я была у них авторитетом, много помогала, так же стала другом и хорошим помощником всех преподавателей, которые там работали. Я стала там как вожатая для других детей, помогала ставить спектакли, делать для них костюмы, многое оформляла, даже проводила мини-занятия. Мне нравилось заниматься с детьми, к тому же я много чего умела. У нас был огород, и к труду я была приучена, потому что у бабушки была одна рука, много ей помогала, я даже любила это делать, а ещё этим заполняла пустоту в своей душе, наполняя жизнь радостью. Ещё я пришла в литературную студию к тому самому писателю, который подарил мне радость в жизни. Борис Николаевич меня называл неординарной и мне это нравилось. Я уже не была такой одинокой и замкнутой. Нет, я не открывала никому свою душу, просто умела слушать и помогать людям, хотела быть полезной, хотела жить, хотела, чтобы меня любили и уважали, чтобы моё присутствие на земле было заметным, а не похороненным среди боли и страха.
На выпускной, как и в начальной школе, я не пошла, потому что не хотела, так и сказала одной из родительниц, которая звонила и приглашала меня, что мой класс за весь период ни разу не вспомнил про меня, я не с кем там не общаюсь и идти не хочу!
11
Под окнами нашей квартиры росла ранетка. На карниз к нам часто прилетали голуби, синицы и воробьи, которых мы подкармливали, птицы были почти ручными. Я особенно любила позднюю весну, когда всё цвело и вокруг становилось красивым. Вообще моим любимым временем года была зима, лето я не любила, потому что в Сибири оно почти всегда было холодным, а у меня ещё и одиноким. Единственным окном и связью с внешним миром был телевизор, но и летом все передачи, фильмы уходили в отпуск, и смотреть было нечего. Телевизионщики гоняли целый день один повтор старых программ, которые я помнила наизусть. Поздняя весна как раз заканчивалась школой и начиналась моим более глубоким одиночеством, поэтому природа за окном нашей квартиры для меня была единственной радостью. По утрам я слушала пение птиц, днём любовалась цветущей ранеткой, росла свежая трава, а вместе с ней и одуванчики, которых было полным-полно под нашими окнами.