– Я вот думаю: даже если это маньяк, он же теперь отскочит! Мы ведь нашли его «закладки»? Нашли. Значит, дело провалено, родители на стреме. Зачем ему рисковать?
Саня пристально посмотрел на приятеля, тяжело помолчал.
– Дурак ты, Бобер.
– Почему?
– Потому. Хотя бы неделю-две подержи девочку дома.
Мысль мечется. Приближается миг истины, я очень волнуюсь. Чувства не чужды мне, как может показаться, и я отлично понимаю, что делаю.
Новое блюдо – новая седина, а вовсе не адреналиновый кайф. Какой-нибудь писатель назвал бы эту историю: КИПЯЩИЙ МОЗГ. Речь про мой мозг, а не про блюдо, которое довелось мне однажды жарить. Помню, хорошо помню шипящую и скворчащую сковороду, брызгающую маслом…
Обожаю писателей, они наполняют смыслом мою пустую жизнь!
В этот раз готовлюсь с особой тщательностью, слишком высоко задраны ставки, слишком близка развязка, и будет зверски несправедливо, если случайность разрушит мою мечту.
Квартира не просто надежна: место для реконструкции подобрано со вкусом. То-то папаша удивится… а уж как удивится его супруга! Наготове лебединые перья и живая лягушка. Разбитые хрустальные туфельки придется заменить раскрошенными фужерами, потому что ну где в реальности взять туфли из хрусталя? Ждет своего часа кастрюля для крови и половник, которым я буду вычерпывать кровь из брюшной полости. Наконец – антология стихов о любви, разобранная по страницам. Стихи предстоит сжечь во вскрытой груди моей принцессы. Ахматова, Есенин, Северянин, Цветаева, Бальмонт, Асадов, Лохвицкая, Тушнова… какие имена!
Девочка сидит дома одна, запертая и запуганная, я знаю это точно. За стальной дверью. Они думают, если заперли, то она в безопасности. Какие же они наивные, если не сказать грубее! Не понимают, что самое слабое место в этой крепости – их же собственная дочь.
Что мне дверь, когда у меня есть ключ к ребенку…
Прежде чем поехать, обстоятельно гримируюсь – так, чтоб родная мать не узнала, столкнувшись со мной нос к носу. Хотя зачем поминаю покойницу? Надеюсь, на небесах ей нет до меня дела.
Нервы, нервы.
Паркую мини-вэн метрах в двухстах от назначенного мне места встречи и вдруг понимаю, как на самом деле следовало бы назвать рассказ про меня.
КИПЯЩАЯ ДУША.
Не мозг.
Интервью с мэтром показали в прайм-тайм.
Высокий, подтянутый господин чуть за шестьдесят. Безупречно моложавый, в джинсах и свитере с оттянутым воротом. Ничего лишнего – ни во внешности, ни в одежде. Все, что нужно, при нем. Живая легенда детской литературы, автор множества культовых мультфильмов и полудюжины игровых фильмов, лауреат международных премий. Скромный солдат культуры. Боб на его фоне выглядит штатским.
Вопросы-ответы – как перестрелка.
Не чувствует ли Мастер вину за проделки Читатило? Нет (гость студии улыбается), безумец мог выбрать любую книгу, и то, что выбрал мою, – случайность. Допустимо ли шутить на темы убийства детей? В моих книгах нет убийств, все дети живы, у меня все понарошку, даже жаль. В каком смысле – жаль? А в таком, что кому-то это показалось нелогичным, вот и решил он меня поправить. В результате я пошутил, он посмеялся…
Мэтр опять улыбается – много и со вкусом.
– А если б, наоборот, уже он пошутил? – возбуждается журналист. – Как-нибудь по-своему. Вы бы посмеялись?
– Разве можно знать заранее? Шутку – в студию. Я могу оценить только готовое произведение.
– Преступник всегда оставляет на столе две пустые тарелки. Психологи сходятся на том, что он приглашает разделить трапезу именно вас.
– Я вынужден отказаться от приглашения. Врачи сильно ограничили мне животные белки и жиры.
– Не думаете, что вашим внукам и внучкам угрожает опасность?
– У меня их так много – одним больше, одним меньше… – Мэтр подмигивает. Очередная шутка. Мол, глядите, я не утратил с возрастом ни озорства, ни способности смеяться над собой…
Он явно валяет дурака, этот известный провокатор и хулиган. Интервью, ускоряясь, катится по скользкой тропинке скандала, что, понятное дело, замечательно, однако меру знать все же нужно. Журналист пытается вернуть разговор к началу: от имени обоих он наконец-то выражает соболезнования родителям жертв, говорит о скорби, которую испытывает весь, буквально весь огромный город… Поздно. Писатель, развернувшись на камеру, преображается. Нет больше улыбки. Лицо застывшее, голос хлесткий, слова как камни:
– Вы хотите знать, как я отношусь к серийным убийствам, в которых якобы есть моя вина? Объясню без розовых соплей, коли настаиваете. Никак не отношусь. Меня не трогают беды воров, которые смеют называть себя публикой, мне безразлично, что там у них плохого или хорошего. Это не мои трудности, если кто-то превратил их в скот, а их дома в скотобойню… Не перебивайте, Борис!.. Казалось бы, маньяк делает мне такой пиар, что моя «Поваренная книга людоеда» должна продаваться как холодный квас в жару… Кукиш. Ее даже не переиздали. Зато в сотни раз увеличились дармовые скачивания в Сети. Не бойтесь, я не буду метать бисер про психологию халявы. Но агрессивная уверенность так называемых людей, что писатель обязан писать бесплатно, а искусство принадлежит народу, позволяет называть эту толпу коллективным идиотом. Меня спрашивают, почему не выходят мои новые книги? Почему больше не снимают мультики по моим сценариям? Да потому, господин коллективный идиот, что ты будешь потреблять все это бесплатно и еще нос воротить: исписался мэтр, постарел, и шутки пресные, и герои плоские! Ни книги, ни мультики теперь не покупают. Зачем покупать, если можно просто взять?.. Помолчи, Борис… Читатели, развращенные халявой, добивают писателей всем миром. На очереди – режиссеры и прочие убогие. Так что ты, любитель бесплатного, перечитывай своим детишкам «Поваренную книгу людоеда» и жди в гости Читатило. А вымирающее племя честных людей пусть скажет тебе спасибо. Ты качал, качаешь и будешь качать, а мы умоемся твоим харканьем. Ведь мы, «пейсатели», по-твоему, нищеброды истеричные, враги прогресса, полицейская мразь, халтурщики и графоманы, нас нужно убивать. Именно так ты пишешь про нас в своих чахоточных форумах, господин коллективный идиот. По-твоему, написать книгу – как сесть и покакать? По-твоему, творец обязан удовлетворяться одной только радостью творчества, а также семечками, которые накидают ему поклонники в пущенную по кругу шапку? Вот и получи. Мне плевать на мир людей в такой же степени, как людям на меня… Не перебивать!.. Это мертвый мир, Боренька. Все гниет. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, как сказано в Евангелии. Пусть хоронят. И это справедливо…