Женщина улыбается и вздыхает:
– Ну что с вами делать? Выручу, конечно.
На этой стадии я все-таки засыпаю.
Часовые пояса сбили мой режим дня. Который день подряд я засыпал в восемь вечера, а просыпался в три ночи.
Вот и сегодня. Я повалялся с выключенным светом. Потом повалялся с включенным. Снаружи тихо. Почти тихо. Только женский голос объясняет кому-то, что если клиент пьяный и заснул, то это не важно. Она его поласкает, и он проснется.
Ночь прошла на редкость спокойно. Драка в коридоре случилась всего одна, а магнитофон в соседнем номере выключили уже в четыре утра. Наверное, не любят музыку.
Я закуриваю и какое-то время просто рассматриваю свой номер.
Номер был отлично отремонтирован. Дорогие обои. Модный светильник. На полу, вместо постели, лежал матрас, а на матрасе лежал я. На ковре, возле моей головы, валялись два окурочка «Winston Lights». Они остались от предыдущих постояльцев.
Снаружи лежал дикий заснеженный мир. Прекрасная природа. Прекрасная настолько, что это понимаю даже я. И люди, которые никогда не смотрят на эту природу.
Я натянул брюки, запер номер и пошел умываться.
Перед входом в пансионат стоял микроавтобус. В салоне грелись проститутки. Высоченные широколицые русские девицы. Крашеные волосы. Толстые шубы. За рулем сидел толстый бородатый сутенер в рыжей дохе.
Чуть дальше по коридору бродит охранник в синей униформе. Вчера вечером его не было. Наверное, охранник охраняет не пансионат, а приехавших барышень.
Основная масса отдыхающих спала. Некоторые заснули прямо на полу в коридоре. Те, кто не спал, растаскивали проституток по номерам.
В том, что происходило вокруг, не было ничего утонченно порочного. Назвать это развратом я бы не взялся. К происходящему окружающие относились так, будто речь идет… ну, скажем, о еде. О чем-то естественном и не очень интересном. Неторопливое и молчаливое древнерусское похабство.
У самого входа в душевую стоит группка подростков. Тощие, коротко стриженные. Из одежды только плавки и пляжные тапочки. Заискивающе улыбаются.
Перед подростками стоит громадная проститутка. Она поводит плечами и зычно выговаривает:
– Ну, мальчики, вы попали! Кто, говорите, первый?
Тинейджеры улыбаются еще шире.
В душевой стояло мусорное ведро. Оно было до самого верха забито пустыми бутылками из-под водки. Я включил свет, и камчатские тараканы неторопливо потрусили в направлении к щелям в стене. Их было немного, но все – крупные, упитанные. Откуда они здесь? Почти в тундре-то?
Вода воняла серой. Зато она была настоящей горячей водой. Первый раз за все время, проведенное на Камчатке, мне удалось полностью раздеться и постоять под душем.
После душевой мне захотелось кофе. Банка «Моссопа» и сахар были у меня с собой. Не хватало только чашки и горячей воды. Дежурная направляет меня на кухню.
На кухне сидит молоденькая проститутка. Устала. Просто сидит. Очень маленького роста. Волосы обесцвечены перекисью. Я угощаю ее кофе. Девушка наливает себе целую чашку, но почти не пьет.
– Я ведь раньше в городе жила. Но там – суета, гарь. Не смогла там жить.
– В каком городе?! В Петропавловске?! Суета?!
– У нас ведь в Паратунке тихо. Когда хочется развлечений, мы в соседний поселок ходим. Восемнадцать километров в одну сторону. Пройдешь – вроде и веселее…
– А что там, в соседнем поселке?
– Ничего. Мы просто так ходим. Сигареты там покупаем.
– Ближе нет сигарет?
– Есть. Но зачем?
Потом на улице наконец светает. Начинается день. Похоже, он будет серым. С неба сыплется крошечный снег.
Уезжая из пансионата, проститутки прощаются с дежурной:
– До свидания, Тамара Николаевна.
– До свидания, девочки.
– Спасибо, Тамара Николаевна.
– Не за что, девочки. Приезжайте.
Я вернулся в свой номер. Настроение было ни к черту.
Завтра меня здесь уже не будет. Полечу дальше. На свете есть огромное количество городов, в которых я был, но больше никогда не побываю. Вот теперь и Петропавловск.
Я не жалел, что уеду отсюда. Я не был уверен, что мне вообще стоило сюда приезжать.
Бог хотел сделать людям подарок. Он придумывал этот день, желая, чтобы день стал для нас маленьким праздником. Он все сделал верно… но некому было оценить Его подарок.
В соседних номерах спали залюбленные широкоплечими проститутками камчатцы. Накануне каждый из них выхлебал по ведру водки. Теперь у мужчин болела голова, и нужно было думать, как отдавать доброй старушке из RECEPTION взятые в долг денежки.
Вряд ли они считали этот день подарком. А я вот считал. Грех неблагодарности – не самый страшный на свете. Но все-таки грех.
Едва приехав в Петропавловск, я купил себе красивый дорогой путеводитель. Вечерами, валяясь на гостиничных койках, я прочел его весь. Триста глянцевых страниц.
Знаете, что интересно? Путеводитель был нашпигован полезной информацией. В нем указывались адреса и телефоны ресторанов, бань, баров, автозаправок, контор, позвонив в которую вы можете заказать вертолет и с борта вертолета застрелить черного камчатского медведя.
Но координат церквей указано там не было. Ни православной, ни католической. Никакой.
Составители путеводителей считали, что рассказали обо всем, что может понадобиться туристу. Зачем туристу нужен храм, они искренне не понимали.
Этот роскошный мир фонтанировал гейзерами. Голубел бухтами и сопками. Он был прекрасен, а ведь считается, что люди, которые живут рядом с прекрасной природой, тоже должны быть прекрасны.
Люди, живущие на Камчатке, прекрасными не были.
Первое, что приходит на ум человеку, решившему изменить свою жизнь, – это то, что жить надо ЕСТЕСТВЕННЕЕ. Без наворотов. Чем проще живешь, тем лучше становишься.
Эти люди были молчаливы, а я привык думать, что безмолвие и мудрость – почти синонимы. Ведь для того, чтобы услышать, нужно прислушаться. Эти люди прислушивались всю жизнь… но услышали они вовсе не то, что следовало.
Могло ли быть иначе? Ведь на Камчатке практически нет церквей…
Глупо ругать грудного ребенка за то, что он не говорит родителям «доброе утро» и ходит под себя. Окружающие меня люди были вежливы и чистоплотны. Даже с унтами камчатские мужчины носят выглаженные костюмные брюки. Камчатка – единственное из всех известных мне мест, где пьяный мужик, наступив тебе на ногу, тут же извинится, при этом сказав тебе «вы».
Но хорошими эти люди не были. Они были просто людьми.
Я полез в рюкзак, порылся в нем, нашел бревиарий. Если вы не в курсе, то бревиарий – это такая богослужебная книжица. Псалмы, разделенные на несколько ежедневных чтений: утреня, дневной час, вечерня, завершение дня.
Первую службу следует читать рано утром. С восходом солнца. Уже больше года я начинаю каждое свое утро с того, что читаю псалмы.
Мой бревиарий был как старый боевой пес. Вытертые бока. Порванный переплет – как задетое в драке ухо.
В этом городе никто не читает бревиарий. Только я. Это было известно мне на сто процентов. В этом городе совсем мало католиков. А католиков с бревиариями нет ни единого. Только я.
Более того. На всем полуострове Камчатка и прилегающем полуострове Чукотка никто, кроме меня, не читает бревиарий. Проснувшись, ни один человек не тянется за книжечкой с разноцветными веревочными закладками. Только случайно оказавшийся здесь я.
Я открою свой бревиарий и первым на планете прочту утреню. Я восславлю Создателя моего, а уже после меня – остальной мир. Камчатка – это ведь первый часовой пояс в мире, и новый день рождался всего лишь в десяти километрах справа за окном моего пансионата.
Глядя туда, на восток, я прочту три положенных псалма. Где-то через час другие люди прочтут точно то же самое во Владивостоке и Благовещенске. Еще через час – в Хабаровске и Маниле. Через три часа – в Иркутске и Монголии.