Сумасшедшая история в новостях!
Вы должны это увидеть!
К тому времени, когда она прочитала все сообщения и дошла до кухни, она уже полностью проснулась. Во рту пересохло.
Мать, стоя у кухонной стойки, смотрела маленький телевизор, установленный в углу, против покупки которого так боролся ее отец, – слишком много телевизоров, компьютеров, телефонов, везде технологии, никто больше не разговаривает, – но проиграл битву, два против одного. Перед ней на тарелке лежал нетронутый тост. Она, побледневшая, даже не оглянулась, не оторвала взгляд от экрана.
Кожу Бекки покалывало, частично от мрачного предчувствия, частично от необъяснимого волнения.
– Что случилось с Ташей? – спросила она. – Мой телефон разрывается.
Тогда мама, повернувшись, заключила неуклюжую фигуру Бекки в свои объятия, обдав ее теплым ароматом крема для лица и духов с цитрусовыми нотками. Даже по субботам Джулия Крисп следила за собой. Ее тонкие руки под кашемировым свитером были мускулистыми, и Бекка при виде ее мгновенно начинала чувствовать себя толстым ребенком, каким она когда-то была, снова и снова. Поговорка «яблоко от яблони» совсем им не подходила.
– Это ужасно. Она в коме. И это во всех новостях. – Мать гладила ее рукой по спине, но Бекка отстранилась, притворившись, что хочет лучше видеть телевизор.
В присутствии мамы она чувствовала себя неловко. Переходный возраст возвел между ними барьеры, и ни одна из них не знала, как их преодолеть.
– Я уверена, с ней все будет в порядке, дорогая. Я уверена, так и будет.
– Она попала в автомобильную аварию?
Наташа в коме? Этого просто не может быть. Такое дерьмо не случается с девочками типа Наташи. Это происходит с такими, как Бекка.
Она выдвинула стул, села и начала смотреть новости, игнорируя жужжание телефона и мамино заботливое щебетание. На экране Хейли и Дженни, с красными глазами, но все равно выглядящие идеально, спешили в больницу с прицепившимися к ним, словно сухие листья к шерсти, родителями. Еще две Барби. Конечно они там. Поспешили к своему любимому лидеру.
– Я знаю, что вы были близки, дорогая. Хочешь…
– Шш. – Она заставила мать замолчать, даже не взглянув на нее.
А тем временем репортер с покрасневшим от пронизывающего холода носом отбрасывала назад волосы, которые ветер задувал ей на лицо, и говорила в микрофон с той неискренней искренностью, на какую способны только журналисты.
Спустя час Бекка стояла на маленьком балконе в квартире Эйдена, дрожа рядом с ним, пока он прикуривал «Marlboro Light». Он протянул ей пачку, и она взяла сигарету, ее утренняя решимость бросить курить исчезла. К черту. Как бы то ни было, сейчас слишком рано для косяка, и даже в расслабляющей атмосфере дома родителей Эйдена явные наркотики были под запретом. Его мама, наверное, подозревала, что он курит травку, – наверняка чувствовала запах из его спальни, – но была далека от того, чтобы мириться с этим.
– Говорят, что она была мертва тринадцать минут. – Бекка переступала с ноги на ногу, чтобы не так холодил ледяной воздух, пока они курили. – То, что ее смогли реанимировать, называют чудом.
– Ей повезло, что так холодно. – Эйден смотрел на падающий снег. Сильный снегопад продолжался с рассвета.
Бекка подумала, что он выглядит почти как ангел на фоне белого и серого, покрывающего мир. Возможно, не такой ангел, какими их представляют другие, но все же ангел для нее. Бледное лицо, острые черты, густые темные волосы и эти ясные глаза, сияющие синевой из-под длинной бахромы ресниц. Ангел или вампир. В любом случае, ей до сих пор приходилось иногда щипать себя, чтобы поверить, что он с ней.
– Наверное, это ее и спасло, – сказал он. – Ледяная вода снизила температуру ее тела так быстро, что сердце стало работать в этаком режиме выживания.
– Откуда ты об этом знаешь? – спросила Бекка.
Он застенчиво усмехнулся:
– Видел в каком-то старом фильме про подводных пришельцев.
– Хотя это странно, да? Быть мертвой, а потом снова стать живой, – сказала Бекка. – Тринадцать минут – это много.
– Интересно, видела ли она что-нибудь? Ну, яркий свет и подобную чушь.
– Зная Наташу, даже если ничего такого не было, она все равно скажет, что видела, когда очнется. – Это прозвучало резковато, но она не смогла сдержаться.
Ее чувства к Наташе были мотком колючей проволоки, который она не могла распутать. Она скучала по своей подруге детства, но не знала новую Наташу-Барби. Ее Наташа носила брекеты и любила ходить в шахматный клуб. Ее Наташа была лучшей подругой навечно. Бекка тогда не понимала, что это навечно продлится только до того момента, когда у Наташи вырастет грудь и ей снимут брекеты, и она вдруг станет горячей штучкой, а Бекка останется невзрачной чудачкой, которую вскоре отвергнут.