Старалась не шевельнуться, чтобы не разбудить напарницу. Эти отпилили его голову. Они не они. Они стали этим. Эти обезглавили его живьём, и голова покатилась на правую сторону поляны.
Стало необычайно тихо. Наверное, тогда распорядители позаботились об этом. Птицы перестали петь, и ветер не дул. А потом прогремела пушка. Пикантная ситуация. Но никто не проснулся. Она не проснулась, потому я жива. А они прошептали:
— Завтра устраним другую. Утром.
Я ушла. Я их услышала. Со стороны, кажется, что просто взяла и ушла, словно это было легко. Мне повезло, что я смогла сбежать до рассвета. Дальше ты знаешь. Потом землетрясение и развал дамбы. Всем известно, что нас всех унесло водой, для всех это был скучным сезоном. Скучным сезоном для них.
Им всегда были нужны лишь зрелища. Ты знаешь это, Энни. Ты знала. Почему ты обижаешься, словно этого не знала?
А нам было весело. Я крепко обхватила какой-то кусок дерева, а Реджинальд тонул. Барахтался в воде, уходя вниз в ад. А я чувствовала себя прекрасно в этом аду. Потому что это было ничего по сравнению со страданиями Люка. Я заслужила.
Не совсем. Ну, немного может быть. Хотя, нет. Он мог бы уйти в одиночку.
Я жалею, что тогда не согласилась. Не ушла с ним. Не утонула. Хотелось, но я всплыла из глубин, потому что кровь моего дистрикта была сильнее, чем мои желания. Люк мёртв, а я проиграла. Это и стало отправной точкой. Теперь ты тоже будешь помнить его имя и надеюсь чтить его память вместо меня, когда меня уже не будет. Джоанна, если ты дослушала, хочу выразить тебе благодарность. Ты сильная, потому ты справишься дальше.
Нет, Энни. Ты не проиграла тогда. Ты проиграла лишь неделю назад. Но какой смысл теперь это говорить? Медленно вытаскиваю кассету. И обнаруживаю фото, прикреплённое к задней стороне кассеты. На нем изображён юноша с медными волосами, улыбающийся и живой. Люк. Не волнуйся, Энни. Я его внесу в «книгу памяти» Китнисс Эвердин. Бережно кладу снимок в карман и вставляю следующую кассету.
КАССЕТА 3.
Джоанна, что лучше безопасность в неволе или свобода?
Не могу ответить. У меня ничего этого не было.
Да. Ты знаешь, все победители знают ответ. Я выиграла игры к несчастью для своего дистрикта. Позорная победа, как они говорили за моей спиной. Будь я из третьего или одиннадцатого, они бы обрадовались даже такому. Но нет, это был четвёртый. Тогда ещё Финник, мой ментор сказал, что на пороге новой жизни всегда одиноко, но не стоит небрежно отбрасывать шанс данный мне.
Но ты отбросила.
Они, мои менторы, когда у нас был тур победителей, старались, чтобы я держалась спокойно, словно я заслужила свою победу. А я не могла. Провалилась. Мямлила, когда читала бумажку. Не могла выносить их глаза наполненные ненавистью. Все до меня это выносили как-то, а я оказалась слабачкой в тот момент. Нервно смеялась, когда не знала чем заполнить паузу. Закрывала глаза, опускала голову, чтобы раствориться перед зрителями. Я заслуживала неодобрение, но вместо этого Финник одаривал меня дружелюбной улыбкой и приносил тушёную говядину с фасолью, чтобы я не утомлялась. Финник за все семь лет своего менторства старался заботиться о своих подопечных с полной отдачей. За это время я не услышала ни одного упрёка, он старался быть для нас другом и братом.
Да, он был нашим другом. Даже больше. Братом и родственной душой. И твоей любовью, Энни.
Однажды, когда наш поезд остановился в седьмом, мы вышли прогуляться в осенний лес. Я и он. Думая о прошлом, мы выбираем красоту. А я выбираю этот момент нашей жизни с ним. Деревья уже опустели и ветки оголённые предстали перед нами во всем своём уродстве и незащищённости. Листья цвета засохшей крови и разложения лежали на земле. Они предупреждали меня, что ничего ещё не закончилось. Финник молчал. Он был таким грустным, а я не хотела спрашивать причину, хотя могла бы. Ведь он был старше меня всего лишь на полтора года. Потому мы могли поговорить. А небо оно было серым, успокаивающим и безмятежным. Тогда он подал голос. Он робел.
— Как думаешь, люди забудут, что ты заколол ровесницу трезубцем, если улыбнёшься?
Я сказала ему, да. И замолкла. Зачем он сказал мне это? И знаешь, что самое страшное? Я не могла его понять, ведь мне никогда не приходилось делать этого на арене. В каком-то смысле я даже тебе завидую, Джоанна. А ещё ужаснее было то, что его улыбка и вправду заставляла людей забыть, что Финник тоже убийца и преступник. В каком-то роде. Мне стыдно, но, несмотря на всю его любовь, эти тёмные мысли никогда не покидали меня. А вдруг он притворяется гуманным?
Я знаю, что это не так. Но все же почему я не могу о нем думать лучше? Почему у меня не получается? Когда я проговариваю эти строки для тебя, мне до сих пор мерещится тот тяжёлый аромат осеннего дождя. Я знаю, он хотел убедить меня в своей невиновности. Но момент был упущен, он молчал и я делала тоже самое. Потом он снова улыбнулся и примерил игривую маску.
— Хочешь кубик сахара?
Вот что он сказал тогда. А я взяла кусок, хоть и не заслужила его откровение. И того кусочка сладости, Джоанна. Люди никогда не могли на меня опереться, потому мне сейчас не страшно оставлять кого-то.
Вытаскиваю кассету. Глаза не моргают. Я в ступоре. Неужели Энни так думала? Не могу поверить. Но ведь я никогда не рассматривала Финника, да и себя с такого ключа. Мы не убийцы, хоть и убивали. Она этого не поймёт, она права. Но это не то за что можно завидовать. Как заведённая кукла меняю кассету. Ведь сейчас я и вправду кукла. Куда укажет Энни, туда и поверну.
КАССЕТА 4.
Знаешь, Джоанна. Мне кажется, что человека любить легко, когда его знаешь не слишком близко. Ну, что я могу теперь сказать о Финнике?
Закрываю глаза, чтобы воссоздать образ умершего друга. Мне кажется, я не хочу знать неизвестную мне Энни. Энни в конце её жизни.
Он нигде. Он пустота. Он просто имя в рассказах. Его нет. Но он остался в истории. Зато его здесь нет. С каждым днём его образ тускнеет, а я настраиваюсь, чтобы окончательно не растерять его. Хочется ощутить тепло его рук. Но мы больше не держимся за руки. Мы не будем танцевать так задорно, как на собственной свадьбе. Я больше не уловлю на себе его мимолётный взгляд. Почему-то я всегда думала, что его глаза зелёные. Чарующие и дьявольские, хоть они и были лазурного оттенка. Наверное, все из-за золотистых волос пахнущих хвоей.
У него был ещё такой шампунь. Мы даже в тринадцатом шутили, что у здешних жителей нет никакой индивидуальности, потому что все они моются только дёгтем. И соответственно пахнут…
Отвратительно.
одинаково. Мне ещё хочется услышать своё имя. Ты бы сказала, что я многого хочу. Я знаю, ты права. Я не насытилась, я ненасытна. Наверное, это и объединяет всех тех, кто вышел из игр живым. Можно быть ненасытной и будучи не победительницей. Кто-то не может насытиться своими страданиями, лелеют его и стараются не жить, а просто существуют. Это я тебе, Джоанна.