Теперь я злюсь. Да что ты знаешь, Энни? Не помню, что мы с тобой обсуждали мою семью. Я хотя бы существую в отличие от тебя. Сердце жутко колотится, что не могу больше сидеть на диване. Резко встаю и направляюсь к крыльцу дома. Может холодный воздух, остудит обжигающие слова Энни. Мимоходом включаю следующую кассету.
КАССЕТА 5.
Тебе когда-нибудь было стыдно за свою неосведомлённость? После моей победы, Финник строго приказал мне наведаться на столичную вечеринку в потёртом балахоне и венком из одуванчиков.
Сердце мучительно защемило. Я даже догадываюсь, о чем пойдёт речь.
Мне это довольно показалось странным, но я не спорила. Я не была в состоянии. Ты же знаешь, насколько тогда я была «адекватна». А хотя стоило. Стоило надеть это роскошное фиалковое платье с серебряными блёстками. Тогда бы он бы не переживал бы эту боль сам. Я могла бы с ним это разделить. Но я как всегда послушалась его. Глупо, но я оправдываю себя тем, что он был моим ментором. Он сделал так, чтобы меня больше никогда не приглашали в столицу. Он спасал меня, но я не понимала тогда от чего. Лишь в тюрьме, лишь там я узнала правду. И то по телеэкрану, а не от него самого. Сидя в камере, я слушала его голос под нервные смешки миротворцев. Так вот он какой, наш красавец говорили они. Я не знала, что его продавали. Я не знала, что он жил в адском безмолвии, что он жил в безмолвном аду. Я не знала, что победителей выставляли на аукцион. Это ведь он тебе запретил распространяться о том, чем вам приходилось заниматься?
Нет. Но никто бы из нас не стал бы говорить о таком вне стен платинового особняка. Мы даже между собой это и не обсуждали. Я начинаю дрожать. От усталости? От холода? Или от всплывающих воспоминаний? Я ведь всегда могу выключить и забыть. Я напугана, я не хочу это слушать. Но я не могу просто взять и выбросить. Не могу.
Джоанна, прости меня. Я знаю, что тебе неприятно затрагивать эту тему. Но нужно.
Нужно? Да что ты знаешь об этом? Тебя ведь там не было. С трудом сглатываю, оттираю рукавом слезу.
Я не знала. Я была слепа и защищена им. Говорили ли мы об этом, о его прошлом в тринадцатом? Нет. Он старался не затрагивать эту тему.
Он бы умер, но не стал бы это все анализировать или погружаться в слабые отголоски прошлого. Лучше это все запить как Хейтмич.
Он старался не испугать меня, все так же лишь думал обо мне. Стоило мне заикнуться об этом, он всегда бледнел. Понимаешь человек, который пожертвовал собою ради меня, боялся, что после такого я его брошу.
Поверь, не только его посещали такие мысли.
Мне кажется, что он сомневался в моей любви. Да, он засомневался. Он чувствовал себя виноватым. Но ведь мы обе знаем, что не он виноват, а они. Те, которые использовали его. Смазливый раб, что он может нам сделать? Действительно. Если бы я была бы сильной и умела бы постоять за себя, он бы не пошёл на это. Если бы я была бы сильной, он не принимал бы ванну несколько раз в день. В год нашего первого знакомства, когда он пришёл на чаепитие у Мегз, он сразу же попросил её отвести его в ванную. Знаешь зачем?
В наушниках играет лишь тишина. Молчание. Значит нужно поменять кассету. И в этот момент я понимаю, что пристально всматриваюсь в море. Сколько же секретов ты утаила от нас Энни? Они столь же бездонны как это море? Я нажимаю кнопку, пока меня обдувает морской бриз.
КАССЕТА 6.
— Зачем тебе ванна, ты ведь только утром принял душ? — тогда поинтересовалась я. Невинный вопрос, за которым скрывалась ужасная правда.
Он тогда напрягся. Финник, который никогда не теряется, медлил ответом.
— Мне нужно смыть грязь.
Тогда я не вслушалась в его слова. Ну, мало ли что? Для меня эта фраза не несла никакой ценности. Ненавижу себя. Нужно было больше интересоваться им, разговаривать откровеннее, расспрашивать больше. А не просто ждать.
Пожалуй, мне тоже. Потому что если бы я была не в какой-то мере равнодушной, Энни знала бы, что я за неё переживала. И она была бы жива. Возможно.
Роскошные подарки и неизвестные влиятельные друзья? Я думала, что они воспринимали его как своего сына. Золотая сеть на церемонии открытии игр должна была меня натолкнуть на нужные мысли. Но, кажется, тогда я ничего не мыслила. Джоанна, мне потом Китнисс говорила, что он решился рассказать об этом перед всем Панемом из-за меня, хотя Хейтмич его отговаривал.
— Обязан. Если это поможет ей.
Вот, что он сказал ему. Нет, нет, нет. Он не был обязан. Ни капельки. Совсем. Но он это сделал.
Потому что искренне любил тебя.
Жаль, что я мало говорила ему, что люблю его. Но теперь у меня есть возможность сказать это другому человеку. Так что слушай. Джоанна, я люблю тебя, моя дорогая подруга. Знай, что ты не всегда была одинока. И не будешь, если начнёшь жить. Люблю тебя, слышишь меня? Живи.
Жить? Говоришь ты мне, будучи мёртвой. Закрываю лицо руками. Как я могу быть не одинокой, если тебя уже нет? Скажи мне как теперь жить? Я не знаю, как живут люди. Я ведь никогда не жила. Но одно неизменно, я тоже люблю тебя. Больше не могу сдерживаться. Голос срывается, я, наконец, плачу в унисон с начинающимся дождём.
II.
Я делаю глубокий вдох и протираю лицо влажным полотенцем. Грею руки, онемевшие от холода. Пью горячий чай с полынью. В честь тебя. Ведь полынь это символ утраты и горечи, а также невосполнимой тоски. Дождя уже нет. Но у меня все ещё текут слезы. Сквозь мутную пелену слёз нахожу кнопку плеера и нажимаю. Запись начинается.
КАССЕТА 7.
Привет, это снова я. Ещё не надоела тебе?
Нет. Нет. Совсем нет.
Знаешь, Джоанна. Я была глупой.
Не буду этого отрицать. Знаешь, обычно это мне говорят сбавить обороты и успокоиться. Но я не думала, что это нужно говорить и тебе.
Глядя на толпу девушек окружающего его думала, что у нас не может быть ничего общего. Я думала, что я была его капризом. С какой стати он выбрал меня? Почему я? Этот вопрос волновал меня всегда и волнует сейчас. Но мёртвый не ответит. У мёртвого не узнаешь. Я хочу знать, но он сможет ответить мне только, когда пробьёт моё законное время.
Тогда ты и задумалась об этом, Энни?
Но мне можно его ускорить и быстрее выяснить. Поверь, муки незнания мучают хуже, чем те мёртвые бабочки с арены. Почему-то я всегда окружена мёртвыми. Может потому что я и сама мертвец в каком-то смысле?
Мы все мертвецы и переродки.
Они приходит ко мне ночью. Мертвецы. Мэгз. Я любила её как собственную бабушку. Она вызвалась вместо меня на игры. Приходит и он. Люк, который мог бы уйти сразу же, но ждавший меня и рассвета, который для него так и не наступил. И Финник. Отдавший мне все. И самое страшное никто из них не злится. Их лица приветливы и спокойны. Как такое возможно? Почему они не злятся? Потому я сама злюсь на себя.