– Ты еще тут? – Артем осторожно нащупал жесткую спецовку. Оставался последний и такой дурацкий вопрос.
– Ты… – Мальчик всхлипнул. – Ты мой папа?
Призрак промолчал. Артем готов был расхохотаться, готов был закричать. Внутри что-то окончательно рухнуло, и стало свободнее. Артем протяжно выдохнул, чтобы успокоиться. Заметил, что рядом никого нет, и дождь почти перестал.
Уже понемногу светало, когда он, насквозь промокший, обхватив себя руками, пытаясь унять крупную дрожь, выбрался из «Адского поезда». Он не помнил, куда подевался билет. Наверное, выпал в вагончике. В тусклом розово-сером небе ветер трепал исчезающие клочья туч, словно старался как можно скорее избавиться от всех следов произошедшего. В лужах расходились круги от последних капель дождя, будто водомерка бегала. Артем осторожно обошел труп с бритой головой и кровавым пятном на всю спину, огляделся, пока не встретился взглядом с Женькой. Та уставилась пораженно, без радости, совершенно пустая. Рядом на бордюре, широко расставив ноги, сидел дядя Ильшат и сонно мял свое лицо в ладонях. Он никогда не поймет, что с ним случилось этой ночью. Будет выглядеть почти так же, как прежде, но прежним уже не станет. Пытаясь улыбнуться, Артем подошел к ним ближе. Женя продолжала пялиться так, будто что-то поняла, но не могла произнести. Вскоре они вовсе перестанут общаться, и не только потому, что этого потребуют встревоженные родители.
Конечно, Артем не знал, как все сложится, когда придумывал те жуткие истории в Интернете. Он вообще не задавался вопросом, зачем это делает. Наверное, хотел, чтобы этот почти незнакомый мужчина в рабочем комбинезоне продолжал жить. Хотя бы так, хотя бы в городских легендах, на словах. И конечно, Артем не думал, что тот и впрямь вернется с того света, и за его душой явятся демоны из ада… Дерьмо собачье.
Полицию уже вызвали, но оставаться на месте не было сил, и они, два подростка и один взрослый, двинулись по аллее в сторону выхода. Где-то впереди, за частоколом сосен, над городом вставало солнце. Артем шел чуть поодаль от остальных и часто оглядывался назад, в густые сумерки парка, будто видел там кого-то или надеялся еще увидеть.
Оксана Ветловская
Псевдо
Можно сказать, что искусство существует лишь потому, что мир плохо устроен.
Камарин не помнил тех времен, когда на киностудии его родного города еще что-то снимали. Он в ту эпоху, если верить условно-цветным фотографиям ностальгически горчичного позднесоветского оттенка, был толстым и косолапым белобрысым карапузом. И уже тогда, если верить родителям, был помешан на кино: не оттащить было от телевизора, пузатого брежневского «Рубина» с лакированными деревянными боками, по которым отец от души хлопал тяжелой ладонью, если цветная картинка вдруг проваливалась в ярко-лиловые тона. Телевизор, как и сам Камарин, понимал только подзатыльники и выправлял цветопередачу. Что же до трехлетки Камарина, то он после нагоняя отлипал наконец от движущейся картинки на экране и с обиженным ревом уходил в свою комнату.
Киностудию Камарин помнил уже по девяностым: это было большущее угловатое здание неподалеку от дома, ужасно ободранное, очень депрессивного больнично-зеленого цвета. Двери за тонкоколонными портиками стояли грубо заколоченные, окна нижних этажей топорщились вспучившейся от дождей фанерой. Выше окна при всем желании невозможно было заколотить: невероятно громадные, в частом переплете, высотой в два, а то и в три этажа, они слезились битыми стеклами и в любой, даже самый солнечный день хранили пасмурную серость, словно скрывая внутри здания некую таинственную сумеречную жизнь. Киностудия выходила фасадами сразу на две улицы, и везде вдоль нее росли тополя, тоже исполинские и очень старые, склонявшиеся над тротуарами, где на поребриках сидели и торговали всем на свете деловитые пенсионеры и мрачные мужики в кожанках. Товар раскладывался на картонках и перевернутых ящиках, а то и прямо на асфальте: кучи книг, вяленая рыба из местного водохранилища, сантехнические запчасти, вязаные носки и платки, антикварная мелочь, значки, бусы, трусы, картины, закатанные банки с огурцами. В этой мешанине вещей, словно вынесенных волной после кораблекрушения, и в бесконечности торговых рядов, стихийно образовавшихся на перекрестке центрального проспекта, было что-то вавилонское, да что там, апокалиптическое. Второклассник Камарин привычно проходил мимо, не глядя, барахло его не интересовало, ему до рези в желудке хотелось докторской колбасы и сникерсов. Хотя и от соленых огурцов он бы не отказался. Частенько дома было совершенно нечего есть, будто в блокаду: родители по несколько месяцев не видели зарплаты.