И тогда Витяй, припомнив гримёрную, осмелел :
— Владимир Павлович, может, я в паричке?
Как ни был расстроен Чукреев, но и он не выдержал, рассмеялся вместе со всеми :
— Нет, брат, не получится. В кино вообще парики плохо выходят.
Тут вперёд выступил Лёшка, тряхнул своими неостриженными вихрами и говорит :
— Может, тогда я выйду?
Но Чукреев только помотал головой и опять к Витяю:
— Очень и очень печально. Мы оба с тобой, что называется, погорели... Бывает.
— Мы его на эпизоды вызовем, — сказал Генрих.
Чукреев мотнул головой и, уже обернувшись к своим, скомандовал :
— С этим вопросом всё. Давайте работать.
Генрих взял у Витяя пропуск и размащисто подписал.
— Всего. Адрес у нас есть.
Уже в коридоре их догнал Василий Васильевич, обнял Витяя за плечи:
— Ты это, знаешь, не придавай большого значения... Тут и не то бывает. Меня раз три месяца на жаре в рыцарских латах снимали, лошадь в чёрный цвет перекрашивали, а потом на экране я только её зад и увидел. Это, в общем, кино. — И он пожал руки Витяю и Лёшке.
Ни на остановке трамвая, ни пока ехали домой не говорили ни слова. Но когда уже шли по Дегтярному, Лёшку прорвало.
— И надо же тебе было подстригаться! — сказал он.
— А ты где был?
— Я видишь какой.
— Так тебя же не брали.
— И взяли бы — ничего бы не состриг, даже мыться бы не стал. Может, им такой и нужен.
— Врёшь ты всё. Ты всегда потом очень умный бываешь,— отрезал Витяй и отвернулся, не желая продолжать разговор.
У ворот расстались.
— Завтра с утра засяду географию зубрить, — сказал Лёшка.
В грустном одиночестве поднимался Витяй по лестнице. До второго этажа он всё ещё печалился о случившемся. Потом вспомнил, что Василий Васильевич, прежде чем стать народным артистом, грузил пароходы и пять лет учился в институте. Между третьим и четвёртым этажами Витяй подумал о том, что мать, может, даже будет довольна тем, что его не взяли в кино. Ведь больше всего она хотела, чтобы он хорошо учился. И Витяй решил, что будет в этом году приносить только пятёрки и четвёрки. Пусты если ей это так уж нужно! Приближаясь к площадке пятого этажа, он уже приходил к заключению, что не очень-то и хотел сделаться артистом. Гораздо лучше, например, выучиться на космонавта. То ли ещё увидишь! И уже совсем в неплохом настроении нажимал кнопку звонка в квартиру.
Десять дней одни втроем
Про всех нас, Бума и Курнаву
Вы, конечно, видели наш дом? На Петроградской стороне, недалеко от площади Льва Толстого. Он стоит как гранитная стена, в которой пробили окна и двери. В этом доме мы с Валёнкой и живем всю нашу жизнь. Валёнка — мой брат, а я его сестра. Дома меня зовут Шуриком. Мы близнецы и родились в один день. Все говорят — хорошо, что я родилась девочкой, а он мальчиком, а то бы нас только путали. Но я старше Валёнки, хотя он меня старшей сестрой не признаёт. Ну и пусть! Я с ним не спорю. Потому что, во-первых, всё равно знаю, что старше на десять минут, а во-вторых, — спорить с нашим Валёнкой!.. Дальше сами узнаете.
В нашем доме живет столько детей, что, стой он в пустыне, рядом пришлось бы строить школу, и ребят хватило бы на все классы и еще бы на детский сад осталось.
А двора — только подумайте! — в нашем доме совсем нет! То есть, конечно, есть двор, но такой, что хоть плачь. Ни деревца в нем, ни клумбочки. Даже дрова, за которые можно прятаться, и то в нашем дворе не лежат. Асфальт да стены — вот и всё.
Когда наступает весна и в окна верхнего этажа проникает солнце, а в квадратике неба, как в цветном кино, плывут веселые облачка, ребята только и думают о том, куда они поедут. Кто собирается в пионерлагерь, кто в деревню, а кто — на дачу.
Мы каждый год ездим на дачу. Мы — это, во-первых, мама и папа, во-вторых, мы сами с Валённой, и еще Бум и Курнава.
Бум — это наш верный пес. Так его называет мама. Сколько ему лет, не знает никто. Когда его привели к нам, он был маленький и вертлявый, и все решили, что это щенок. Но прошел год, за ним второй и третий, а наш Бум и на сантиметр не вырос. Весь он в очень длинных волосах, рыжих, серых и даже серебряных. Они ему закрывают глаза, а с морды свисают усами и бородой, и потому он похож на старенького старичка. Какой Бум породы, тоже никому не известно. Один раз на улице сказали, что он английский терьер. Бум этим очень возгордился и завилял хвостом. Но хвост-то его и подвел. Тут же решили, что он вряд ли породистый, потому что хвост у него совсем дворняжий — крючком вверх.