Люсик, его мама и бабушка
В этом новом желтом доме, который еще попахивал лесом, поселился Люсик с мамой и бабушкой. Так звали мальчика с толстыми прямыми ногами и головой как розовый шарик, на котором нарисовали глазки и губки. Ходил Люсик на своих толстых, едва сгибающихся ногах очень медленно и ни на кого никакого внимания не обращал. Правда, Люсику и обращать внимание на что-нибудь было некогда, потому что его мама и бабушка только и были заняты тем, что целый день не спускали с Люсика глаз и беспрерывно о нем заботились, а Люсик восставал против этой заботы.
Начиналось с утра. Мама толстяка выходила во двор и почему-то оттуда его будила.
— Люсик, вставай! — кричала она. — Лю-сень-ка-а, вставай, детка!
Из дома никто не откликался.
— Лю-у-сик, встава-а-й… — напрягала свой голос мама, — Знаешь, сколько времени?
Но Люсика, видно, не интересовало время. Он и не думал вставать. Тут на помощь его маме являлась бабушка — маленькая, сухонькая старушка в очках, которая всегда что-нибудь молола или терла. Бабушка сходила со ступенек веранды и тоже подавала свой голос:
— Лю-си-ик, мама говорит, чтобы ты вставал. Ты слышишь, Люся?
Люсик по-прежнему и слышать ничего не хотел, и тогда мама и бабушка начинали петь двумя голосами.
— Вставай, Лю-у-ся-а, — тянула одна.
— Люси-и-к, мама велит вставать, — объясняла другая.
Но так как, наверное, на Люсика не подействовал бы и хор в сто голосов и ответа из дома не слышалось, мама толстяка теряла терпение и решительно направлялась в дом. Бабушка торопливо Семёнила за ней. Проходило немало времени, и наконец во дворе появлялся заспанный Люся с полосатой простыней на плече. Медленно, как только мог, он приближался к умывальнику и потом долго стоял возле него, почесываясь и ничего не делая.
— Люсик, ты моешься? — кричала из дома мама. — Люсенька, мама ждет — мойся скорее! — помогала ей бабушка.
— А вот и не буду, — бурчал Люсик и продолжал не двигаться.
— Люся, ты станешь мыться?
— Нет, — тихо отвечал толстяк.
— Лю-у-сик, оладушки простынут, мойся, ради Бога, — умоляла бабушка.
В конце концов Люсик сдавался. Он бурчал про себя: «То будят, то мойся, — жить не дают…» — и начинал нарочно как можно сильнее греметь умывальником.
После завтрака Люсик забирался в глубину дачного двора за сарай, где еще стояла не просохшая после дождей лужа, и, встав на свои круглые колени, пускал по луже голубую пластмассовую лодочку. При этом он так сильно дул на воду, что было страшно, как бы Люсик не лопнул. Но долго ему сидеть у лужи не давали. Скоро на ступеньках опять появлялась его мама.
— Люсик, я готова. Идем гулять, — звала она. — Люси-и-к, ты слышишь?
В окне показывалась бабушка со ступочкой в руках.
— Лю-у-сик, мама говорит, что ждет тебя, — переводила она.
Днем мама и бабушка кормили Люсика на веранде. Мы всегда знали, что у них на обед, потому что или мама громко требовала, чтобы Люсик доел до конца гущу борща, или бабушка упрашивала послушаться маму и съесть творожники. Люсик сперва мычал и не соглашался, а потом начинал реветь. Ревел Люсик басом с завываниями. Среди завываний слышалось: «а вот и не буду!», «не хочу!», «всё равно не стану!». Рев был таким громким и нескончаемым, что мама и бабушка наконец отставали от Люсика.
Но самое главное было вечером, когда Люсика начинали укладывать спать. Люсик должен был ложиться в девять часов. Люсина мама говорила, что иначе он нарушит режим и не поправится. Хотя куда было Люсику еще поправляться! Мяса и жира у него вполне хватило бы на трех мальчиков.
Сперва Люсика по-хорошему уговаривали идти спать. Люсик не шел. Потом бабушка почти плакала, усовещивая его. Но и это не действовало на толстяка. Он не двигался с места. Тогда мама Люсика начинала грозить ему всякими наказаниями, какие только можно было придумать. Но Люсик, видно, не очень-то пугался, потому что по-прежнему стоял у забора и плевал через него на улицу.
— Люсик, ты станешь когда-нибудь человеком? — выходила из себя его мама.
— Не стану, — бурчал про себя Люсик. Заканчивалось всё тем, что мама спускалась во двор и, поймав Люсика, волокла его в дом. Люсик упирался, старался зацепиться то за забор, то за дерево, а однажды нарочно свалил умывальник.
После криков мамы, жалобных упрашиваний бабушки и долгого вечернего воя на желтой даче наконец становилось тихо, и все соседи вздыхали. Люсик спал.
Мы и Люся
Это было как раз в тот час, когда нужно было идти спать и нам с Валёнкой. Раньше мы под разными предлогами хоть минуток на десять да оттянем время, а теперь чуть что мама говорит: