Мужчина медленно помотал головой из стороны в сторону.
Аня взглянула на распахнутую дверь комнаты и удивилась тому, что мама до сих пор не стоит здесь, уперев руки в боки, и не причитает.
– Можно, я пойду и найду её?
Мужчина кивнул.
Зал пустовал. Стойкий запах хлора разъедал глаза, но Аня уже успела привыкнуть к этому. Луна почему-то постеснялась светить в многочисленные окна самой большой комнаты, отчего внутри эгоистично хозяйничала темнота.
– Мааам? Ты спишь?!
Ответа не последовало.
Шаг за шагом, скрипя старыми половицами, девочка добралась до середины комнаты, туда, где недавно висел её отец. Глаза её наткнулись на кусок бельевой верёвки, свисающей с балки. В комнате было по-прежнему тихо как в гробу, но в ушах девочки, глядящей на смертельный канат, всё ещё стоял этот противный скрип, что издавало дерево.
Аня смотрела как заворожённая, пока вдруг не послышался чей-то тихий стон.
– Мам?
Девочка обошла большой велюровый диван, на котором обычно всё семейство отдыхало перед телевизором, за ним показался кухонный стол. За этим столом проходили все завтраки, обеды и ужины. Аня то и дело оглядывалась через плечо, чтобы посмотреть, не идёт ли за ней отец, но он оставался в детской.
Все стулья, кроме одного, были задвинуты. Тот, что стоял в самом дальнем углу, занимала темная фигура. Она облокотилась на стол и, спрятав лицо в ладонях, тихонько подёргивалась. Аня прислушалась. Даже в этой гробовой тишине было сложно расслышать плач и всхлипы.
– Маам, папа выздоровел, – негромко позвала девочка бесформенную тень.
Фигура продолжала подёргиваться. Это определённо была Марина. Облачённая в просторную ночную рубашку, женщина подёргивалась от беззвучного плача.
Аня подошла ближе и, присев рядом, взяла маму за локоть.
– Не плачь, мам, папа уже вернулся, он здесь.
– Это не папа, – сквозь всхлипы произнесла женщина.
– Нет, это он, я точно тебе говорю, это наш папа! Бабушка его вылечила!
– Я сказала – это не наш папа, я нашла записку, которая вывалилась из его кармана, когда бабушка сняла его, – женщина наконец убрала руки от лица, и Аня, несмотря на темноту, смогла разглядеть опухшие от слёз глаза.
– Какую записку?
– В которой наш папа говорит, что решил уйти, потому что проигрался. Он должен был огромную кучу денег плохим людям. Он сам повесился, понимаешь? Он сам убил себя! А не они! Это существо – не твой отец!
– Но я знаю нашего папу, он точно такой же, как и всегда, пойдём, я покажу тебе! Мы поговорим с ним.
– Нет! Стой здесь! Нам нельзя с ним разговаривать!
– Но почему? – вырывала руку Аня.
– Потому что нельзя! Это злой дух, а не наш папа. Дождёмся утра, а потом сожжём дом и уйдём.
– Я не хочу уходить! Не хочу сжигать наш дом! Это никакой не дух! Я уверена!
Женщина посмотрела в глаза своего ребёнка – полные уверенности и любви.
– Точно?! – в голосе Марины прозвучала нотка надежды.
– Мильён процентов! Наш папа самый лучший на свете! Если бы это был злой дух, он сделал бы нам плохо, так?
– Так, – вытирала слёзы женщина.
– Значит, это неправда! И это наш папа.
– Но бабушка сказала… – она не успела договорить, так как заметила бывшего мужа, стоявшего рядышком и молча наблюдающего за ними сверху вниз. Его кожа продолжала приобретать нормальный оттенок, кровь в глазах рассосалась, но он всё ещё выглядел как живой труп.
Мужчина подошёл ближе и погладил улыбающуюся дочь по голове, словно подтверждая её слова.
– Вот видишь, мам, это наш папа, – радостно заявила Аня, схватив мужчину за свободную руку, которая по-прежнему была ледяной, как айсберг.
Марина взглянула исподлобья на мужа. В её глазах всё ещё стояла вода.
– Зачем ты это сделал? – процедила она сквозь зубы, показывая дрожащими руками предсмертную записку.
Он молча смотрел на неё и продолжал гладить дочь.
– Мы могли собрать деньги! Могли продать дом! Ты бросил нас! – она быстро перешла на крик, который в этой тишине был сродни внезапному грому в погожий день.
Витя молча смотрел на жену, никак не реагируя, даже не моргая.
– Отвечай! – вскочила она с места и врезала ему пощёчину.
Ни один мускул на лице мужчины не дрогнул.
– Я всю жизнь отдала нашей семье, а ты вот так легко разорвал всё, выбросил на помойку, долбаный эгоист! Ты предал нас! – лицо Марины безобразно расплывалось в истеричной гримасе.
Больше всего Аня боялась, когда мать начинала кричать. Она схватила её за ночную сорочку и стала умолять прекратить, но женщина только расходилась. Она нанесла мужу ещё несколько ударов по лицу, но тот как будто не замечал их.