– Лера? – каркаю наконец. Она стремительно оборачивается, смотрит на меня. Глаза белые, как половинки вареного яйца с червоточинами зрачков. В белках дрожат отсветы. Лера ничего не произносит, просто огибает мешающий стол и коротко, почти без замаха бьет меня чем-то.
Глухой шлепок, как по говяжьей туше. И мою правую руку, которую я, защищаясь, инстинктивно вытянул, пронзает боль. Брызги чего-то тошнотворно теплого летят во все стороны. На стены, пол, наши лица, одежду. Я разлетаюсь на куски. Умираю. Испаряюсь. В одно мгновение перестаю быть человеком. Лера поднимает топорик для рубки мяса еще раз. И я налетаю на нее, она отскакивает, и топорик задевает левую руку по касательной. Мы носимся по темному дому, я получаю пару неловких ударов, прежде чем укрываюсь в ванной. Вваливаюсь туда прямо с лестницы, у Леры шаги короче, она не успевает. Щелкает задвижка, и тут же тяжелый удар, откалывающий треугольный кусок филенки.
– Вы меня слышите? – сестра обдает запахом мяты. – Как вы себя чувствуете?
Глупый вопрос, как я себя чувствую? Никак. Я смотрю, как она возится с капельницей. От усердия она прикусывает нижнюю губу. Тикает какой-то прибор. Размеренно так тикает. Отмечая каждую секунду моего существования. Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три. В голову лезут воспоминания о прыжках. Когда-то это было мне интересно. Ощущение упругой пустоты под собой. Ветер, ветер, ветер. Ничего кроме него. Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три. Главное, пересилить себя и сделать шаг. И при касании ступни вместе. Иначе сломаешь ногу. Интересно, как кошки умудряются приземляться на четыре лапы? Как?
Был еще и котенок.
Был. Я шевелю пальцами левой руки. У меня получается. Пятьсот один…
Ночные тени ложатся на стены, а я думаю: как же все-таки легко я принял то, что Лера – не человек. Легко. Даже не узнав, кто она на самом деле. Не поняв ее мотивов и причин случившегося. Будто не было трех лет, планов, дома, работы. Ничего не было. Было здесь и было там. И черта между ними. Граница, шагнув через которую оказываешься в полной тьме. А все началось несколько дней назад. Мы долго разговаривали через дверь ванной. Я на свету, она во тьме.
– Кто ты? – Я оборачиваю руку полотенцем, стараясь не смотреть на фиолетовое мясо и сахарно-белый кончик кости, на котором кипит розовая кровь. Я понимаю, если посмотрю, то потеряю сознание. От кровопотери ноет голова. Цвета путаются.
– Я?… Лера… – Полотенце тяжелеет, превращаясь в теплый, липкий ком. – Открой… мы… поговорим…
Она делает паузы, словно ставит точки после каждого слова.
– Почему? – я не замечаю, что кричу. В темном отверстии, выбитом в филенке, заметно движение.
– У… меня… свои… вкусы… в еде… – она размышляет. Лера озадачена, я для нее консервная банка, и консервного ножа нет. Водит топориком по филенке. Звук получается очень нежный. Сталь касается дерева и тихонько звенит.
– Еда? Котенок? – я тоже думаю. Еще пять минут, и я потеряю сознание. В голове шумит, а перед глазами мухи. Кровь капает на белый кафель. Каждая капля разбивается в большое вишневое пятно. Мне нужно выбираться, или я грохнусь прямо здесь, а дальше… Бог его знает, что будет дальше.
– Нет… – короткий задышливый смешок. – Все… что… может… умереть… Просто… Я голодна… Мне нужно, чтобы кто-то умирал. Я этим питаюсь, понимаешь? – последние слова она произносит без пауз. Я вижу движение.
Ружье. Она хочет достать его из сейфа.
Хочет достать ружье из сейфа!
Я беззвучно смеюсь: сегодня не твой день, Лера. Ключи лежат в бардачке. А машина стоит почти под трассой. Все складывается не так этой ночью. Все.
– Открой… Я голодна… – Она возвращается и снова начинает водить топориком по дереву. Выбить дверь у нее не получится. Та открывается наружу. Лера бессильно дергает ручку. – Я голодна…
– Питаешься? – Что-то мелькает у меня в голове. Какое-то решение, которое я не могу уловить из-за усиливающегося гула в ушах.
– Мне… нужно… быть… очень… близко… – Я вижу ее белесые глаза в поврежденной филенке. Лера тоже наблюдает за мной. Затея с ружьем провалилась, и теперь она строит другие планы. Возможно, ждет, когда я совсем лишусь сил.
Решение приходит неожиданно. Мгновенно оформляясь в законченную схему. Ее я даже не обдумываю, на это нет времени. Просто, когда ручка двери в очередной раз шевелится, делаю два быстрых шага и всем телом наваливаюсь на дверь. Вышибаю ее, отрывая от коробки длинную щепу. За дверью воет Лера.