– Тебе, гадина, чего нужно? – прорычал я. – Говори немедленно! Молчишь?
Она, конечно, молчала, не улыбалась, не злилась, не боялась, и от этого было ещё страшнее. Представилось вдруг, как я толкаю её с лестницы и она летит. Но потом воображение сделало кульбит, и уже я летел, а она толкала.
– Скоро с тобой разберутся, – сквозь зубы выдохнул я и пошёл дальше, перешагивая через две ступеньки.
Кто она такая? Что ей нужно!? Сейчас я вспоминал, что её плечо, когда я за него вчера взялся, обдало меня почти мертвецким холодом. И люди её словно не замечали – смотрели, но не видели. Вон, охрана в метро даже ухом не повела, когда девочка пролезла под турникетом. Люди в вагоне – все тепло одетые, в шарфах и ботинках – никто из них не спросил её, почему она в платье. И ей, кажется, вовсе не было холодно.
«Глупости, – сказал я себе. – Она просто чокнутая. Никто не хочет себе проблем, вот и не влезают. Сейчас приедет полиция, с ней разберётся! Всё будет хорошо».
Когда я открывал дверь в квартиру, то тщательно следил, чтобы девочка не успела заскочить. Она стояла достаточно далеко, но когда я проскальзывал внутрь, каким-то образом она очутилась рядом и дернула на себя дверь с такой силой, что я, потеряв равновесие, едва не растянулся на полу.
Воспользовавшись заминкой, она шмыгнула внутрь.
– Эй! – крикнул я и кинулся вслед за ней. – Ну-ка, стой!
А она и не думала убегать. Только опустилась на корточки посреди тёмной комнаты, да коснулась пола, а затем на меня уставилась.
– Пошла вон отсюда!
– Нет, – вдруг сказала она, да так уверенно и нагло, будто в своём праве. – Это место теперь тоже моё.
Я двинулся к ней, намереваясь силой вытащить наружу, а у самого желудок скрутило от страха, точно не к ребёнку шёл, а к демону из потустороннего мира.
– Заговорила, значит! Чего тебе надо? Чего ты ко мне привязалась?
– Это не я, это ты ко мне теперь привязан, – тихо ответила она, делая шаг назад. Лицо её оставалось неподвижно, шевелились только бледные губы: – Ты спросил, кто мой отец. И я выбрала тебя. Сказал назвать дом. Я выбрала домом это место. Ты и Таня хотели семью – я вам её дам.
– Не вмешивай Таню! – прикрикнул. – Совсем чокнутая! О какой, к чёрту, семье ты говоришь?!
– О нашей. Вы сами просили, я слышала. Вы хотели детей. Приехали сюда за помощью. И мы вам помогаем. Всё, что требуется – это принять неизбежное, – она впервые улыбнулась. Улыбка походила на оскал. Протянула ко мне руки, сказала: – Обними меня, прими меня, и всё станет хорошо. Каждый в этом доме счастлив, разве ты не видишь?
У меня дыхание сбилось от этих слов. Больше я не собирался разговаривать. Схватив девочку, поволок её к выходу. Та и не думала упираться, словно всё шло по её плану.
Я выкинул обманщицу в коридор, она упала на пол. Кажется, разбила коленки, но не стала плакать, только подняла на меня свой страшный пустой взгляд.
– Вали отсюда, – гаркнул я и захлопнул дверь. Привалился спиной, пытаясь угомонить бешено бьющийся пульс.
– Ты что, меня не любишь, папочка?
Я вскинул взгляд. Красное платье, чёрные косички, глаза – точно дыры в преисподнюю. Девочка стояла посреди гостиной как ни в чём не бывало. А у меня сердце в пятки провалилось.
Качнувшись с пятки на носок, она подошла к тумбе, взяла с нее настольные часы в форме сердца – дурацкие, но мне их ещё мама дарила, когда была жива. Под моим пристальным взглядом перекинула их из руки в руку. Часы зависли в её пальцах, а потом вдруг выскользнули, с глухим стуком ударились об пол.
– Ой, извини, – сказала она без тени сожаления. – Кажется, это сердце больше не тикает.
Часы треснули ровно посередине, будто их молния поразила или инфаркт. Под рёбрами кольнуло, точно ткнули спицей, болезненно-горячая волна затопила грудь. Мне вспомнилось вдруг, как Таня говорила, что у неё от рождения сердце слабое. Вспомнились её хрупкие руки, синие глаза, и так ужасно захотелось их увидеть, коснуться кожи, обнять. Такая тоска взяла, что даже дышать стало невыносимо. Померещилось даже, будто вот она, рядом стоит.
Я руки вперёд протянул, но неожиданно позади раздался резкий стук. Наваждение как рукой сняло:
– Добрый вечер! Вы полицию вызывали? – раздалось снаружи.
Я развернулся, распахивая дверь, вываливаясь под желтушный мерцающий свет коридора, дыша через силу.
– Савочкин Александр Анатольевич? – буднично спросил полицейский – толстый дядька в натянутой как барабан поношенной форме.