– Если ничто не помешает, – прорычал шотландец. – Англичане разоряют его земли, а у него могут возникнуть еще какие-то дела?
Дуглас сплюнул, затем повернулся, когда крики латников известили о том, что башня двинулась наконец к высоким стенам. Запели трубы. Огромное полотнище со святым Дионисием затрепетало на вершине башни. Штандарт изображал мученика, держащего в руках собственную отрубленную голову.
Громадная осадная башня подвигалась вперед рывками, и Робби пришлось ухватиться за одну из опор, удерживающих на месте перекидной мост. Длинные шесты торчали с обеих сторон, и десятки парней наваливались на них, подгоняемые надсмотрщиками с бичами и барабанщиками, отбивавшими твердый ритм на нэйкерсах[13] – здоровенных бочонках из козьих шкур, гудевших, как пушки.
– Пушки нам бы пригодились, – проворчал лорд Дуглас.
– Слишком дорого. – Рядом с шотландцем встал Жоффруа де Шарни, один из главных военачальников Иоанна. – Пушки стоят денег, друг мой, и порох стоит денег. А денег у Франции нет.
– Франция богаче Шотландии.
– Подати не собираются, – уныло заметил Жоффруа. – Кто заплатит этим людям? – Он кивнул в сторону ожидающих солдат.
– Пошли их собирать подати.
– Они у них и останутся. – Француз осенил себя крестом. – Боже, сделай так, чтобы внутри Бретея оказался горшок с золотом.
– Внутри Бретея нет ничего, кроме кучки чертовых наваррцев. Нам следует идти на юг!
– Не спорю.
– Тогда почему мы не идем?
– Потому что король не дал приказа. – Жоффруа не отводил глаз от башни. – Но даст, – негромко прибавил он.
– Даст ли?
– Думаю, да, – сказал де Шарни. – Папа подталкивает его к войне, и государь понимает, что не может позволить проклятым англичанам снова разорить половину Франции. Так что да, даст.
Дугласу хотелось услышать более четкие заверения, но он ничего не сказал и вместе с французом наблюдал за тем, как башня кивает и кренится на кочках. Арбалетчики шли, равняясь по башне. Но после полусотни ярдов из замка полетели первые болты, и тогда арбалетчики выбежали вперед и принялись стрелять в ответ. Задача перед ними стояла простая: заставлять защитников укрываться за зубцами стены, пока исполинское сооружение ползет дальше. Болты свистели, цокая по камню и пробивая полощущее над зубцами огромное знамя. Выпущенные арбалетчиками болты устремлялись к цели. Затем стрелки нырнули за павезы и принялись вращать ворот, натягивая тетивы. Осажденные открыли ответный огонь. Их болты взрезали дерн или били в щиты, а вскоре замолотили и по самой башне.
Робби слышал их. Видел, как вздрагивает от ударов перекидной мост. Но мост, который в поднятом положении играл роль стены, защищающей переднюю часть платформы, был сколочен из толстых дубовых досок и обтянут кожами, и ни один из наваррских болтов не мог пробить эту защиту. Они только вонзались в цель, создавая постоянный шум, а башня под ногами раскачивалась и поскрипывала, подталкиваемая вперед. Оставалась возможность осторожно выглядывать из-за правого края моста, и Робби видел замок в двух сотнях шагов. Со стены свисали большие знамена, многие были изрешечены арбалетными болтами. Стрелы защитников осыпали башню, и обращенная к ним сторона напоминала подушечку для оперенных иголок. Стучали барабаны, ревели трубы; осадная конструкция продвинулась еще на несколько ярдов, кренясь на кочках, и болты со стен стали поражать толкающих башню крестьян. На смену убитым и раненым поставили новых работников. Воины орали на них, подгоняя бичами. Бедолаги налегли на шесты, и громадина двинулась снова, на этот раз быстрее. Настолько быстро, что Робби вытащил меч и посмотрел на канаты, удерживающие перекидной мост. Они представляли собой две пеньковые веревки, по одной с каждой из сторон. Когда башня подъедет достаточно близко, их предстоит перерезать, и тяжелый мост обрушится на парапет. Теперь уже недолго. Молодой шотландец поцеловал эфес меча, в котором укрывалась частица мощей святого Андрея.
– Твой дядя зол на тебя, – заметил Роланд де Веррек.
Башня с грохотом медленно продвигалась вперед, и болты осажденных все чаще вонзались в мост, но француз выглядел совершенно спокойным.
– Он всегда злится, – ответил Робби.
Его смущал Роланд де Веррек. Молодой гасконец был слишком собран, слишком уверен в себе; Робби же, напротив, сомневался во всех своих решениях.
– Я напомнил ему, что ты не можешь нарушить клятву, – продолжил Роланд. – Ее не вырвали у тебя силой?
– Нет.
– Что ты испытывал в душе, когда давал ее? – осведомился француз.
Робби задумался.
13