После этого я поставил телефон на беззвучный режим, спрятал его в карман и поднял ее на руки, намереваясь отнести ее в кровать и отнести свою задницу обратно в гостиную.
Расстояние.
Оно было нам необходимо.
Особенно это было нужно мне, чтобы не терять голову.
Я уже почти дошел до прихожей, когда дверь сотряслась от тихого стука, но, учитывая, что это, должно быть, был Пейн, он разнесся по всей гостиной, заставив Кензи зарычать и уткнуться лицом мне в грудь.
Я подошел к двери, проверил глазок, затем, балансируя на ноге, отодвинул замок и поднял ее обратно, когда Пейн открыл дверь и вошел с парой пакетов в руках.
Он посмотрел на меня, потом на Кенз, похоже, уловив что-то более глубокое, но ничего не сказал.
— Давай я пойду уложу ее в постель. Тогда мы сможем поговорить.
Комната Кензи, как я заметил ранее, когда осматривал ее, кричала о ней — класс, бессовестная женственность, но подчеркнутая обтекаемая аккуратность.
Три стены были белыми, что не бросалось в глаза. Но стена за ее огромной кроватью с белым изголовьем и белыми простынями с пурпурным пледом была выкрашена в глубокий королевский пурпур. Тумбочки по обе стороны были простыми, минималистскими, но светильники на них были стеклянными и изящными. Дверцы шкафа были открыты, из него вываливалось внушительное количество одежды.
Там были белые комоды без всяких украшений, а затем трюмо с обшарпанным зеркалом и мягким сиденьем, вся поверхность которого была покрыта косметикой, украшениями, кистями, кремами и двумя флаконами духов, которые всегда восхитительно липли к ее коже.
После того как я положил ее на кровать и уложил спать, я, возможно, позволил своему любопытству взять верх, подошел и взял в руки флаконы.
На них я обнаружил этикетку с ее собственным именем.
Неудивительно, что запах был такой уникальный.
Она сделала их сама.
Что, учитывая, насколько она выделялась как женщина, как личность, было вполне логично.
Встряхнув головой, пытаясь очистить ее от сентиментальных, абсурдных мыслей, я вернулся в холл, закрыл ее дверь и направился обратно на кухню, где Пейн уже пил кофе и расставлял на столе китайскую еду.
— Что ты узнал? — спросил я.
Он повернулся ко мне, тяжело выдыхая.
— Ни хрена.
Это было именно то, что было у меня, Сойера, Брока, Баррета, Алекс и копов.
Ни хрена.
Глава 6
Кензи
Именно стук в дверь вывел меня из размышлений, которые в тот момент были в весьма неприятном месте. Как и в любой момент в течение дня на протяжении всей прошлой недели.
Недели.
Я проснулась в ночь после пропажи Кэсси с одним блаженным мгновением, когда реальность еще не вступила в свои права.
У меня даже было это мгновение, чтобы сосредоточиться на другой, более счастливой мысли.
Тиг.
Потому что, если судить по тому, как я спала, ворочалась и проснулась, чувствуя себя полностью и непреодолимо возбужденной, я, похоже, сделала полный разворот в отношении своих чувств к нему. Я даже не думала о «Тимсе», об отсутствии стиля и о том, что он не был каким-то стремительным предпринимателем, как я обычно выбирала. Все, что я знала, это то, что он был спокоен под давлением; он знал, как обращаться с инструментами; он знал, как использовать свои руки, и в нем было притяжение, которое я не понимала, но которое было достаточно сильным, чтобы заставить меня начать первый контакт даже посреди совершенно ужасной ситуации.
Скажем так, в моей жизни было много поцелуев.
У меня были неловкие, неуклюжие, слишком мокрые поцелуи, попытки задушить тебя языком, глубокие, медленные и страстные, жесткие, грубые, небрежные, но все равно сексуальные, такие, от которых загорались трусики.
Вы поняли — много поцелуев.
Но у меня никогда не было такого поцелуя, который с первых же секунд создавал давление в основании моего позвоночника и распространялся по всему телу. Это овладело мной. Это был единственный способ описать его. Это было что-то, что полностью окутало меня, заблокировало весь мир снаружи. Черт, оно заслонило и мир внутри, все, кроме чувств, которые вытягивались из меня — комфорт, нужда, граничащая с отчаянием потребность в удовлетворении, то, как его руки не отрывались от моей задницы, но я уже могла представить их везде.
Это был поцелуй всей жизни.
Это было пошловато, совершенно не похоже на меня — позволить себе даже на секунду так подумать. Но это было правдой. Этого нельзя было отрицать.
Сухой трах, ну, что можно сказать об этом? Когтистая потребность в освобождении — это все, на чем я могла сосредоточиться, когда мои бедра опустились и я почувствовала его член — твердый, напряженный против джинсов, которые не скрывали того факта, что Тиг был, ну, упакован.