Был в Пенсильвании юноша, странное показание которого опубликовано несколько лет тому назад. Оно с начала до конца представляет какой-то бессвязный бред, такова же была и его предсмертная речь на эшафоте. Целый год его преследовало желание обезобразить одну девушку, чтобы никто не захотел жениться на ней. Сам он не любил ее и не искал ее руки, но ему хотелось, чтобы и другие не искали. Он не желал провожать ее, но требовал, чтобы другие не смели делать этого. Однажды он отказался проводить ее на свадьбу, когда же она пошла с другим, засел на дороге, с целью либо вернуть их домой, либо убить провожатого. Целый год он томился своим диким желанием и наконец попытался привести его в исполнение, то есть попытался обезобразить девушку. Попытка слишком удалась. Он выстрелил ей в щеку (когда на сидела за ужином со своими родителями, братьями и сестрами), рассчитывая испортить ее красоту, но пуля уклонилась немного в сторону и уложила ее наповал. До последней минуты своей жизни он жаловался, что она повернула голову в самый критический момент. Так он и умер, убежденный, по-видимому, в том, что она сама была виновата в своей смерти. Этого идиота повесили. Никто не сослался на невменяемость.
Умопомешательство несомненно учащается в мире, а преступление вымирает. Скоро не останется убийств, — по крайней мере, заслуживающих упоминания. Раньше вы могли совершить убийство в состоянии умопомешательства, — ныне же если вы, обладая влиятельными друзьями и деньгами, убьете человека, это будет очевидным доказательством того, что вы помешаны. Равным образом, если в наши дни лицо хорошей фамилии, имеющей вес в обществе, украдет что-нибудь, это оказывается клептоманией и влечет за собой помещение в больницу. Если человек с высоким общественным положением прокутит свое состояние и завершит свою карьеру стрихнином или пулей, „временное расстройство ума" вполне объясняет этот факт.
Ссылка на невменяемость сделалась обычным явлением. Настолько обычным, что читатель ожидает ее встретить во всяком уголовном процессе. Она стала такой дешевой, такой общеупотребительной и часто такой банальной, что читатель презрительно улыбается, встречая ее в газетах. Скоро, кажется, человеку невозможно станет вести себя перед убийством так, чтобы его поведение не было доказательством умопомешательства. Если он толкует о звездах, он помешан. Если он кажется нервным и беспокойным за час до убийства, он помешан. Если он горюет о чем-либо, друзья покачивают головами и выражают опасение, что у бедняги „не все дома". Если, спустя час после убийства, он кажется расстроенным, удрученным и взволнованным, он бесспорно сумасшедший.
Право, нам требуются теперь не законы против убийства, а законы против помешательства. В нем, собственно, таится зло.
Спич в честь Общества Страхования от Несчастных Случаев
Произнесен в Гартфорде, на обеде в честь Корнелиуса Вальфорда, из Лондона.
Джентльмены. Я сердечно рад участвовать в чествовании нашего знаменитого гостя по такому случаю в этом городе, слава которого, как центра страхования, разнеслась по всему миру и заслужила нам прозвище Союза Четырех Братьев, работающих заодно: оружейная компания Кольта вырабатывает легкие и дешевые способы истребления нашей расы, общество страхования жизни выплачивает за жертвы этого истребления, мистер Баттерсон увековечивает их память своими прекрасными монументами, а наши коллеги из общества страхования от огня заботятся об их благополучии в будущей жизни. Я рад участвовать в чествовании нашего гостя — во-первых, потому, что он англичанин, а на мне лежит долг благодарности за гостеприимство, оказанное мне некоторыми из его соотечественников, а во-вторых, потому, что он симпатизирует страхованию и сумел привлечь к нему симпатии многих других.
Конечно, нет более благородного поприща для человеческой деятельности, чем ведение страховых предприятий, — в особенности по страхованию от несчастных случаев. С тех пор, как я сделался директором общества страхования от несчастных случаев, я почувствовал себя лучшим человеком. Жизнь приобрела в моих глазах большую ценность. Несчастные случаи явились передо мной в более благоприятном свете. Трагические происшествия наполовину потеряли свой ужас. Теперь я смотрю на калеку с признательным участием — как на живое объявление. Я утратил всякий интерес к политике — даже сельское хозяйство не волнует меня. Зато железнодорожная катастрофа представляет для меня теперь чарующий интерес.