Глаза Ху Цаня превратились в задумчивые щели.
«Вы недостаточно ясны, мистер Картер», - ответил он ровным тоном. «Я не понимаю, о чем вы говорите».
«Я так думаю, - сказал Ник. 'Что случилось. Она поиграла с тобой, а потом бросила? Или она посмеялась тебе в лицо? Да, должно быть, так оно и было. Вы думали, что она смотрит на вас, а потом она повернулась и посмеялась над вами.
Ху Цань повернулся к Нику и посмотрел прямо на него. Ник на мгновение увидел, как его рот скривился. Слишком поздно он увидел свободный кусок проволоки, который Ху Цзань поднял и держал в руке. Он почувствовал острую, режущую боль, когда нить хлестала его по лицу. Он почувствовал, как кровь стекает по его челюсти.
«Заткнись, свинья!» - Ху Цань кричал, и он едва сдерживал свой гнев. Но Ник решил нажать еще немного. Он мог больше выиграть, чем потерять.
«Так вот что это за этим», - сказал он. «Ваша ненависть к свободному миру, личная вендетта. Вы лично обижены. Это все еще месть тому ребенку, который подвел вас и высмеял над вами, Бог знает, как давно. Или их было больше? Возможно, тебе не повезло с двадцатью из тех цыплят. Вы действительно пользовались дезодорантом каждый день?
Проволока снова прошла по лицу Ника. Ху Цзань ахнул, отступил на шаг и изо всех сил пытался сдержать себя. Но Ник знал то, что хотел знать. Мотивы этого человека были полностью личными. Его действия не были результатом каких-либо политических убеждений, это была не антизападная идеология, сформированная философскими выводами, а стремление к личной мести. Мужчина хотел, чтобы объекты его ненависти к нему превратились пыль. Он хотел, чтобы они были у его ног. Это важно помнить. Может быть, Ник сможет воспользоваться этой чертой, может быть, он скоро сможет использовать это знание, чтобы манипулировать этим человеком.
Ху Цзань теперь стоял позади машины в центре комнаты. Его губы сжались, он нажал кнопку. Ник смотрел - как ни в чем не бывало, как завороженный, - как устройство начало делать свою работу. Алекси и Аня отреагировали против своей воли. Их тела начали двигаться, корчиться, головы тряслись от неоспоримого восторга. Эта проклятая машина была действительно эффективной. Ник взглянул на Ху Цаня. Он улыбнулся - если это можно было назвать улыбкой - втянутыми губами и ахнул, глядя на него.
Когда все закончилось, Ху Цзань подождал ровно две минуты, затем снова нажал кнопку. Ник услышал, как Алекси задохнулась и закричала: «Нет, еще нет, еще нет». Но машина снова зажужжала и сделала свое дело с дьявольской точностью.
Было ясно, что экстаз, в который впадали Аня и Алекси, больше не был настоящим экстазом, и они начали издавать жалобные звуки. Их приглушенные стоны и полувсклики указывали на то, что они снова достигли кульминации, и теперь Ху Цзань немедленно снова активировал устройство. Аня пронзительно закричала, и Алекси заплакала, сначала подавленно, но затем все громче и резче.
«Нет, нет, не надо больше, пожалуйста, не надо больше», - воскликнула Аня, когда ее тело корчилось на койке. Непрерывное хныканье Алекси было прервано криками о помощи. Теперь стало невозможно определить, когда у нее был оргазм. Их тела непрерывно извивались и изгибались, их пронзительные крики и истерические взрывы эхом разносились по комнате. Аня, заметил Ник, почти развеселилась, и ее крики приобрели веселый оттенок, который поразил его до глубины души. Алекси продолжала втягивать пресс, пытаясь избежать движений фаллоса, но это было так же бесполезно, как и пытаться избежать своей судьбы. Ее ноги начали подергиваться. Ху Цзань действительно правильно описал это. Это была неизбежная боль, ужасное ощущение, от которого они не могли избавиться.
Ник огляделся. Было четыре охранника, Ху Цзань и техник. Они были так сосредоточены на беспомощных обнаженных девушках, что он, вероятно, мог бы убить их всех без особых усилий. Но сколько солдат будет снаружи? А потом было задание, которое нужно было выполнить успешно. Тем не менее, стало ясно, что действовать нужно в ближайшее время. Он увидел в глазах Алекси дикое, полуистерическое выражение, которое напугало его. Если бы он был уверен, что они не будут разговаривать, ему пришлось бы держать себя в руках до конца, и девушки, вероятно, превратились бы в разрушенные, полусумасшедшие развалины. Он подумал о несчастных, которых видел в клетках. Это была бы ужасная жертва, но он должен был принести жертву, успех операции был превыше всего. Это был кодекс, по которому жили все трое.