— Почему? — рассмеялась Кира.
— Потому что он — Золотой мальчик, — честно ответил Рома, вызвав искренний смех у девушки.
То, что речь пойдёт о драке, Рома понял, и хотя Адам никогда не марал руки в таких делах, ради Киры он сделал бы всё.
В тот день Тоня и Золотой мальчик пошли, как всегда, гулять. Они много времени проводили вместе, Рома это знал, и это было нелегко. Со стороны казалось, что они влюблены друг в друга, и оставалось только обливаться чёрной завистью. Но Рома старался сдерживаться, потому что знал настоящий расклад — Матвей не любил Тоню, просто приятно проводил время на летних каникулах.
На острове у них был романтичный пикник, даже дети вели себя спокойно и не портили отдых. Когда они с Кирой подошли к парочке, у Ромы появилось чёткое предчувствие беды, как в день пожара. Оно было настолько сильным, что он злился ещё больше, потому что осознал — то, что хочет Кира — вовсе не месть. Она жаждет настоящей крови с плохим исходом.
Его собственные чувства испугали ещё больше — он желал смерти Золотому мальчику — пусть этот летний день, 28 августа, был бы последним в его распрекрасной жизни. И наплевать на то, что все они сядут в большей или меньшей степени.
Драку начал Рома, это было незапланированным ходом. Он говорил самые ядовитые и опасные вещи, но Матвей только парировал в ответ и усмехался. Пришлось ударить самому. Адам с его ребятами подключились слишком рано и слишком сильно — Рома не успел насладиться моментом.
Дождь всё испортил, заставив их побежать к машинам. Слухи о том, что на острове кого-то убили, поползли по городу вечером.
О сыне он вспомнил только утром следующего дня, когда его разбудил телефонный звонок — незнакомый мужской голос сообщил, что мальчика нашли в реке мёртвым, и они просят приехать опознать тело.
Я ощущала себя странно, как будто смотришь со стороны на кого-то и понимаешь, что на самом деле это ты. Будто во сне.
Матвея забрали прямо в отделение хирургии его отца в медуниверситете, там же подключились и нейрохирурги. Пока он был жив, но в крайне тяжёлом состоянии.
Я не замечала, что меня всю трясло от холода, очень страшно было за детей, и в машине первым делом я их укутала в плед, привезённый мамой. Пашу так и не нашли, хотя мы обыскали весь маленький остров вместе с приехавшей полицией.
Слёзы текли сами собой, я была глубоко виновата перед подругой. И перед собой тоже.
Мама увезла меня насильно с того места, успокоив, что за дело взялась «Лиза Алерт». Но тут было понятно — малыш испугался грозы, побежал, упал в воду и утонул. Наверное, мама забрала его с собой. С таким кошмаром я не могла смириться. Я взяла на себя ответственность, всюду была с ним, и не уберегла, когда вокруг бушевала стихия.
Перед рассветом, когда у меня голова раскалывалась от слёз, а дети давно спали в своих тёплых кроватках, пришли из «Лизы Алерт» сразу несколько человек, и уже в дверях я поняла, что на лицах у них тихая радость. Это было странное сочетание, и я не знала, что думать. На руках у широкоплечего мужчины средних лет спал, укутанный в чью-то куртку, Пашик. Живой и здоровый. Координатор Степан рассказал, что нашли Пашу у местных, кто живёт неподалёку от острова — люди рассказали, что мальчишку поймали бегущим по мосту. Сразу согрели, накормили, в полицию звонить не стали, потому что увидели поисковые работы и вышли сообщить.
Но другой малыш, сорванец шести лет, убежавший от родителей в тот момент, когда они стали собираться домой во время дождя, был найден в реке мёртвым.
Паша остался у меня, потому что Рому с сего приятелями задержали утром и тут же отпустили под подписку о невыезде. За сыном он так и не пришёл, и я поняла, что мальчик ему больше не нужен.
К Матвею никого не пускали, сам Егор Алексеев дежурил возле него и контролировал состояние. Приехавшая на остров вместе с ним гордая и красивая женщина оказалась его бывшей женой, как раз решившая навестить сына и прилетевшая из Штатов. На внуков она посмотреть не захотела, а когда через неделю я впервые пришла к очнувшемуся Матвею, Эльвира Алекссеева холодно оглядела мой сарафан и босоножки с разноцветными ремешками и отвернулась. Мне хотелось прошмыгнуть мимо неё и убежать, но Егор взял меня за руку и отвёл в палату интенсивной терапии, взглядом над медицинской маской дав понять, что я здесь более чем желанный гость.
Матвей уже был отключен от аппаратов, и поначалу я не смогла найти его бледного лица на подушке — мерцали одни глаза. Зато рука его оказалась сильной, когда он взял мои пальцы.
Я, конечно, разнылась, боясь отвести от него взгляд. Он только слабо улыбался, а в следующий мой приход уже разговаривал. Егор говорил, что он очень быстро поправляется и постоянно говорит обо мне и детях.