Некоторое время мы шли молча, шурша лепестками листьев цветов, опавших за сегодняшний дождь.
— И она не отказалась от этой идеи, насчёт большой семьи? Ради того, чтобы сохранить отношения? — спросил ещё он.
— Наверное, отказалась, — пожала плечами я, и Матвей прижал меня к себе крепче, чувствуя, что я мёрзну. — Но разочаровалась в нём, понимаешь? А он, чувствуя это… Ему подвернулся другой вариант, он увлёкся. Ей не повезло, наверное. Он и мучается, не хочет быть сволочью, но сердце не лежит. Жалко брата, он верит в счастливый конец.
— А сколько брату?
— Восемь только.
— Он не поймёт и отца не простит.
— Я тоже так думаю.
— А ты?
— Наверное, тоже. Не верю, что та жизнь, которую он выбрал, лучше, чем…, - голос мой дрогнул, и я зажмурилась, ощутив горячую влагу на щеках, — чем с нами.
Матвей остановился и поднял мой подбородок на свет.
— Чего ты боишься? — спросил он, и лицо его казалось сейчас лицом мудрого старца, только тёмно-серые глаза внимательно следили за мной.
— Я? — я жестоко всхлипывала, чувствуя себя идиоткой. — Я боюсь жить дальше. Боюсь, что в жизни нет ничего хорошего. Только брат и мама есть, а больше ничего.
Матвей обхватил одной огромной ладонью мой затылок и прижал мокрое лицо себе к груди.
Когда я наконец успокоилась, и мы подошли к пятиэтажке, долго целовались под деревьями, Матвей гладил меня по волосам и вздыхал.
— Ты жуткая идеалистка, как и твой брат.
— Да, надо срочно меняться, — попробовала усмехнуться я, вышло жалко, и я попыталась быстро уйти, но он поймал меня за запястье.
— Мне очень понравилось сегодня наше… гм… занятие любовью.
— Сексом, — возразила я. — И ты мне всё-таки не дал списать алгебру, из-за тебя я завтра получу два.
— Приходи пораньше, дам, — улыбнулся он.
— О'кей, — махнула я как можно беззаботнее и зашла в подъезд.
Мама встретила меня укоризненным взглядом, но я объяснила ей, что гуляла с Мариной и друзьями, волноваться не о чем. Она мне не поверила, но заострять не стала, оставив этот разговор на утро. А когда я посмотрела на себя в зеркало в ванной, меня разобрал хохот. Волосы у меня были всклокоченные, как у ведьмы перед сожжением на костре. Нетрудно было догадаться, чем я занималась.
5
Мы с мамой часто вздорили, когда мне было лет семь-восемь. Наверное, тогда и устанавливались наши дальнейшие отношения, а когда родился Тёма, то всё круто изменилось. Мама как будто переключилась на него, я стала её помощницей, и все претензии ко мне исчерпались. Наверное, потому она и смотрела сквозь пальцы на моё взросление, чему я была очень рада. Училась я неплохо, старалась исправить все проколы, в нехорошие истории не влипала, а по поводу того, что одежда пахнет сигаретами, всё валила на Маринку. Она по моей версии была оторвой.
Близился конец последнего полугодия, экзамены начинались через каких-нибудь две недели, а у меня учебного настроения не было вовсе. Майские праздники, на которых наша семья всегда выбиралась на природу, не радовали, и мы с Артёмом приуныли. Папа дома не появлялся, а мама бродила по квартире, как тень и почти с нами не разговаривала. Мне казалось, что она заболела. Даже готовила она через силу, часто прося меня что-нибудь соорудить на ужин.
Я не строила никаких радужных планов насчёт праздников, Матвей говорил, что поедет с отцом в Москву узнавать что и как, но одно важное дело у меня было.
Лиза Пряникова училась в нашем классе, пока не забеременела и не родила в феврале. Не то чтобы мы с ней были близкие подруги, но так получилось, что именно я взяла на себя смелость собирать для неё деньги — посильную помощь, и защищать от таких злых языков, как Кира, Моника и остальные. Я, когда надо, за словом в карман не лезла и многие приняли мою сторону.
Лиза была из бедной семьи, все это знали. Она училась средне, помогая матери, которая работала на двух работах, но никогда не жаловалась. Девчонка вместе с мамой красила детские площадки, ухаживала за клумбами возле домов, а иногда и убирала мусор по утрам. Мать работала в нашей управляющей компании и санитаркой в поликлинике на полставки.
Случилось так, что Лиза встретила и сильно полюбила Рому Полякова, местного крутого парня, каким он себя считал, бросившего школу и болтавшегося без дела после армии. Он был старше нас на пару лет, и весь район его знал. Мальчишкой он бил стёкла в магазинах и поджигал покрышки по ночам на потеху. Всё, что лихого случалось поблизости, так или иначе касалось Ромы. Он стоял на учёте в детской комнате полиции, участковый знал его в лицо, но каким-то чудом он до сих пор не сел в тюрьму, хотя все этого ждали.