Ключ к пониманию кровавого поступка Генриха заключается в том, что он считал, что уже победил. С момента прекращения битвы прошло достаточно времени, чтобы с поля боя были выведены и собраны пленные. Затем король решил, что французы перегруппировываются. Неудивительно, что он счел это возможным. Достаточно большая часть французской армии решила не вступать в бой на первом этапе, а другие все еще прибывали. Они сами были в замешательстве относительно того, что им делать. Честь подсказывала, что им следует предпринять атаку. Так они и поступили. Генрих запаниковал. Его солдаты уже начали расслабляться, снимать доспехи и складывать оружие. Они занимались своими убитыми и ранеными, а также пленными французами. Король должен был быстро принять решение, чтобы спасти своих людей. Он опасался, что пленные могут взбунтоваться, если их товарищи пойдут в атаку. Их нужно было убить, чтобы они не могли повторно вступить в бой. Он, несомненно, должен был объявить о своем действии, послав герольдов к французам, которые угрожали атакой. Как еще они могли узнать о происходящем, кроме как по крикам и воплям тех, кого убивали, либо закалывая, либо заживо сжигая в амбаре? Поэтому Генрих намеренно использовал расправу над пленными, чтобы оказать давление на оставшихся французов и заставить их отступить. Ни один полководец не мог рисковать жизнью своих людей. Человек с таким стремлением к успеху не мог допустить возможности поражения — особенно после того, как считал себя победителем.
По стандартам того времени Генрих не следовал рыцарским традициям, но его поступок был необходим с военной точки зрения. Это объясняет, почему его не критиковали в хрониках того периода. Однако трактовка этого инцидента в нашем самом раннем рассказе о битве, "Gesta", где роль короля затушевывается, позволяет предположить, что существовало опасение, что Генрих может быть признан виновным в убийстве сдавшихся людей, тем более что это было сделано в ожидании атаки, которая так и не последовала. Хотя "Gesta" была написана не для того, чтобы оправдать его в глазах церкви только за этот поступок, она была составлена так, чтобы раскрыть главную тему: победа была волей Бога, а Генрих — избранным Богом воином. Это была та линия, которую поощрял сам Генрих. Он лично был потрясен столь явным проявлением божественной поддержки. Кампания оказалась трудной и шла не по плану. Он столкнулся с перспективой личного провала и уничтожения своей армии. Однако результат оказался совершенно обратным. Его молитвы были услышаны. Его стойкость, его готовность убивать во имя Бога были вознаграждены. Французы были не просто побеждены, они были уничтожены. Бог использовал его, чтобы показать их упрямство и бунт против Себя, а также против притязаний самого Генриха. Дополнительным толчком к благочестивой реакции короля стало совпадение победы с праздником святого, которому он уже был предан, — святого Иоанна Беверлийского[754]. Святыня источала мирро во время битвы, как и тогда, когда Генрих Болингброк высадился в Равенскаре в 1399 году на пути к тому, чтобы стать королем.