Коньки.
— Мы уже не в «Метрополе», — сказал Смунк, примостившись на какой-то перекошенной конструкции.
— Где это я? — спросил Клокман, надо признаться, немного надменно, хотя и заметил, что едва ворочает языком.
Смунк приложился к бутылке, которую он извлек откуда-то из под себя. Послышалось бульканье.
Одно ясно — это была какая-то комната! Довольно просторная, почти пустая. Где она находилась — на этажах или в подвале — сразу было не понять. Каземат, что ли? Или общая камера?
— Мы все трудяги, — задумчиво сказал Смунк и снова глотнул из бутылки, — да, трудяги, кто же еще!
Он почесал живот.
Опишем вкратце комнату, в которой очутился Клокман: ровный четырехугольник из голых грубых бетонных стен. Вот, собственно, и все.
Еще тут было окно.
Раскачивался ли этот куб? Проплыла ли по нему стайка неторопливых золотых рыбок?
Струились ли перед его глазами переливчатые морские водоросли? — Одним махом Клокман опустил ноги с кровати. Несколько сложенных горкой матрацев — вот и вся кровать.
Может, Смунк был морской тварью? Каким-нибудь причудливым глубоководным чудищем? С невозмутимым видом он пил из своей бутылки.
Бутылка блестела.
Дно тут, по крайней мере, твердое. Хоть на ногах удержаться можно.
Клокман сделал несколько шагов. На полулежал чемодан.
Нет, жабр у Смунка не было.
— Тут нет отопления, — подал голос Смунк, — увы. — Он ухмыльнулся: Вы совсем посинели! Как океан! Ну что, выспались?
Тут Клокман почувствовал, что дощатый пол, который еще мгновение назад напоминал, на ощупь поток теплой бурлящей воды, на самом деле был обжигающе холодным. — Абсурд! Бред! Просыпайся! Вдоль прожилок на древесине топорщились ледяные иглы.
Чувствуется, что-то с кровяным давлением. В черепной коробке. Булавки! Ланцетники!
О, Клокман!
Если читатели желают ознакомиться с обстановкой, мы это мигом устроим: в углу притулились матрацы Клокмана. Посередине, под лампочкой, стоял стол со стулом. В других углах тоже лежали матрацы; обстановка как в спальне. Из стены торчало несколько гвоздей — крепежные штыри.
Покрывала из шкур.
— Живем мы скромно, — сказал Смунк и цокнул языком; верно, заметил, что Клокман шарит глазами по комнате. — Так-то вот.
— А умыться тут можно? — тихо спросил Клокман.
— На дворе! — Смунк указал на окно, покрытое толстой коркой льда.
Горячий источник? Цветки болотной калужницы.
Вот, значит, откуда запах, — решил Клокман и, не долго думая, втянул ноздрями воздух.
Черт возьми! — Пахло еще чем-то, но вот чем именно?
Кровью — грязными носками — мочой — шнапсом.
Завод по производству шнапса?
— Я бы и сам предпочел остаться в «Метрополе», — пробурчал Смунк. Он облизал губы. Сидел он на уложенных штабелем ящиках. Это были ящики с ячейками.
Он достал оттуда непочатую бутылку:
— Глотнете?
Клокман отпрянул. Видно, в этот момент он и впрямь выглядел смешно, потому что Смунк громко расхохотался.
От его смеха все вокруг задрожало.
Даже лампочка закачалась; пошла выписывать круги.
Круги.
Мужицкий юмор! Потешается! Грубо, но зато от души. Гогочет!
Клокман схватил в охапку свою одежду, влез в штаны.
Смунк громко высморкался.
— Ну, загуляли мы вчера, — воскликнул он. — Что тут такого? — Напились вдрызг! В стельку! В «Метрополе»!
Почти с ужасом Клокман вспомнил сияющий дворец — пустынную, подбитую инеем полярную ночь — бутылки шампанского — фарфор — ковры.
— Только так и можно отдохнуть, почувствовать свободу, — весомо произнес Смунк. Он уткнулся глазами в пол.
— Мне плохо, — Клокман пошарил руками у себя за спиной.
Вороны?
— Вам плохо? Ну, выдаете! Ему плохо?! — Так выпейте, дружище! — Он весь сиял.
За спиной ничего не было: никакой опоры.
Смунк властно протянул ему бутылку.
— Ваше здоровье! — Клокман поднес бутылку ко рту; опустил бутылку.
— Я вот думаю, — Клокман поежился от холода, высоко поднимая плечи, — вы просто по-другому отдыхать не пробовали: альпинизм? Теннис? Шахматы?
— Болтовня! — Каждый отдыхает, как может, — пояснил Смунк. — Мы тут уже обтяпали одно дельце. — Он раскупорил бутылку.
— А те двое где?
— Дрова колют — для бытовки! — Потом двинем на беговую дорожку.