— Хорошо устроились, — сказал Клокман.
— Да неужто?!!
Чем-то резко пахнуло. Служители как раз поставили в клетку несколько упаковок с молоком. Пластиковые коробки в грязной жиже.
— Ну, живее! — крикнула Рагуза летучим мышам. — Те нехотя приподняли поросшие мехом головы и зашевелились. Они зашлепали по лужам: вот как! Они не просто сползли на пол! Они умеют ходить на двух лапах!
В следующей камере в дальнем углу лежала тропическая змея толщиной с дерево, покрытая дивным узором!
Розовые звезды! Роскошный экземпляр!
Она, кряхтя, повернулась и закатила зрачки. Возле головы под кожей то набухал, то сжимался какой-то ком.
— Что ей сегодня давали? — спросила Рагуза служителей, бледных, довольно чахлых парней. Некоторые из них напялили на себя ливреи, как музыканты.
— Кажется, омлет с ветчиной, — сказал один из них.
Тут кожа на боку у змеи лопнула! — Клокман разглядел сперва человеческую руку, потом — грязные трусы.
Дыра разрасталась!
Рука резко потянулась к разбросанным по полу бутылкам пива и схватила одну. — Из нутра удава раздался вопль! Кричала женщина!
Тут Клокман догадался!!!
Внутри этих животных обитали люди! В тесноте, да не в обиде, как говорится! Фантастика!
Человеческие симбионты лезли из нутра змеи. — Вон голова! Женщины! Мужской зад!
— Откуда взялись эти люди? — спросил Клокман, разинув рот от удивления.
— Из публики, — Рагуза засмеялась и подняла руку, вытягивая указательный палец.
— Сами вызвались?
Обитатели змеиного нутра, которые уже подобрались к решетке, — взъерошенные, заскорузлые, запаршивевшие, — с восторгом закивали.
— Даже не верится, — сказала Рагуза, — нам некуда девать желающих! Ну-ка, брысь.
Узнав об этом, Клокман, ясное дело, уже без особого интереса прошел мимо спящих на жердочках орлов, мимо слонов и даже мимо бассейна, в котором плескались хищные рыбы. Через край бассейна переливалась вода. Служители, орудуя большими черпаками, вываливали туда корм для рыб, похожий на рагу, которое, клубясь, быстро смешивалось с водой.
Рагуза стояла перед Клокманом в чем мать родила. Ее щеки побагровели, веки над глазами серебрились, губы были обведены розовой помадой. Копна взбитых локонов, темных вперемешку со светлыми, была раза в два больше головы, видимо, она прицепила еще и пряди искусственных волос.
Они поднялись на лифте. Бах-бах, гремели барабаны. Издали долетали звуки мандолин: тра-ля-ля, тю-тю-тю.
— Вот мой кабинет, — сказала Рагуза. Из мебели тут была только двуспальная кровать.
Клокман то и дело спотыкался о разбросанные по полу подушки.
— Кино! — На изогнутых дугой стенах, служивших экранами для кинопроекторов, вечерний ветер трепал платаны, которые обрамляли кадр. — В центре кадра, на площади и улице, темнели спины столпившихся людей. Они кашляли. Сияли скаты шатров.
— Рабочий день кончился! Вот они и здесь, — Рагуза принялась расстегивать свое золотистое платье.
Отдых после трудового дня: посетители торопились. Они выстроились в четыре очереди. На заднем плане виднелись жилые кварталы города и телевизионные антенны в ореоле электрического света. Тающие надстройки на крышах. Дрожащие во тьме световые рекламы.
На переднем плане, совсем близко, плещет целое море высунутых языков: перепалка возле касс! Брызжет слюна.
Удушающие приемы.
— Боже мой, — пролепетал Клокман, пораженный этой картиной. — Какой размах! Какая выручка! Какой доход!
— Тебе скучно? — спросила его Рагуза и бросила ему в лицо свои туфли на платформе. Это привело его в чувство. Теперь он понял, что она не шутит: тут Рагуза сняла черные чулки, скатывая их ладонями, и продемонстрировала ему свои ноги: «Только-только побрила! Специально для тебя».
Клокман отшатнулся и поднял глаза. Перед ним, расправив плечи, стояла Рагуза: настоящая статуя! Сейчас у нее за спиной на экране какой-то бородач сунул в окошечко кассы свой месячный заработок. Над куполами шатров кружили совы, озаренные снизу светом.
— Да быть такого не может!!! — У Клокмана вырвался такой протяжный крик, что слов было почти не разобрать. У него зарябило в глазах от мельтешения зеленых, голубых, желтых и фиолетовых пятен. Все сверкало и переливалось: ляжки, груди, бедра, ягодицы, — сплошная зыбь! Словно радужные лужи бензина на мокром асфальте! Синяки от побоев. Затушенные сигареты. Взрывающиеся звезды: зрелище прямо-таки пугающее.
Но не только пугающее. — Великолепное и необычное: груди сверкали, как два магических шара. Они сочились зеленоватым светом. Теплый шелковистый блеск разливался по плечам. Отсветы драгоценных камней мерцали на бедрах.