Сам кабинет был квадратный, тыльной стеной служила четырехугольная стеклянная панель, которая переливалась на солнце.
Клокманн долго стоял, прижавшись лицом к стеклу. Что его так заворожило? — Снаружи корпуса и башни небоскребов, несмотря на освещение, были затянуты серой мглой с черными, красными и желтыми вкраплениями. Впрочем, эта картина заслуживает более подробного описания. Сгрудившиеся небоскребы, напоминавшие то ли пак, то ли просто кубики льда, выпячивались и тянулись вдаль сплошной стеной, как склоны каньонов, а башни, отороченные синей или розовой каемкой, исчерченные вдоль и поперек толстыми полосами сумеречных теней, были покрыты круглыми каплями росы или проступившей влаги. Солнце притаилось где-то позади, под нагромождениями густых коричневых и черных полос мглы, этих туманных лестниц в небо, хотя сам небосвод, казалось, навсегда угас, лишь кое-где еще угадывались крошечные просветы. Наше старое доброе светило, блистая поблекшей красой, наводило кичливый лоск и глянец даже на эту мглистую полуденную панораму словно наэлектризованного делового квартала. И то сказать, гряда оранжевых коробок, простиравшаяся перед Клокманом, была похожа на огромный, извилистый коралловый куст с шипами. Антенны поблескивали, как рододендроны. Водопад серебристых луковиц, с которых облетала шелуха, низвергался по утыканным окнами стенам, струи обрушивались на более приземистые здания, похожие с виду на детские кубики, вились по флагштокам, железным решеткам и лестницам, смешиваясь с потоками зеленого горошка, с неба неслась вниз желтая морковь, немыслимое варево с блестками жира, в котором сверкали края чипсов, вздувалось и постепенно густело: жареные сардельки тыкались друг в друга, с шипением выныривая из искрящегося бульона, порезанный дольками картофель колыхался на поверхности зеленой клокочущей жижи: суп-министроне разом закипел! Тут дымка быстро рассеялась, и в образовавшиеся прорехи хлынула свежая пахта из солнечных лучей: закрутились круглые рефлекторы.
В уши Клокмана врывалось клокотание волн: настоящая симфония! Он как будто слушал музыку по радио. — Все стихло: перед ним бесстыдно раскинулся изъеденный эрозией подводный кряж: риф с выпирающими сосцами! Стертые зубья! Длинные мерцающие лезвия скальных гребней! Выводок голых утесов с гротами, заполненными творогом и кефиром. Сверху скользили вниз теплые сквозистые блестки, хотя пейзаж все равно напоминал застывшие на холоде сгустки бычьей спермы! Хрустальные сталагмиты! Языки ледяного пламени, если такое вообще возможно. — Виднелись округлые впадины, залитые иссиня-черным творогом: там скакали морские коньки и кузнечики. Мать честная! Все так и кишело ими! Они гарцевали на пыльных солнечных лучах. Облепленная тиной одежда, кружась, опускалась на дно, покрытое слоем гнили: морскими кубышками, автомобильными дверями, планктоном. — Колыхался взморник; зеленые спагетти.
Клокманн насилу отогнал мириады звезд, которые, словно привлеченные этим зрелищем, так и норовили скрыть от его взора грузные, тонущие кварталы под мерцающей пеленой света: ливень банкнот! Колышущиеся занавеси из монет! Капли золотого дождя, клокоча, неслись в канализационные стоки. Маховик инфляции!
Солнце-то как высоко взошло! Какой яркий свет! Ослепительный полдень! Так тихо, что в ушах звенит! Перед ним разлегся земной шар, тугой, как живот беременной женщины.
Чего это он так встрепенулся? — Он прищурил опухшие глаза: сперва он разглядел дрожащие тугие дуги, вибрирующие кривые лучи красного света, которые вырывались из сверкающей стеклянной стены соседнего дома-исполина и выгибались, как арки. Они стрекотали. Они тихо шуршали.
Тут он вспомнил: так вот откуда эти загадочные пятна! Эти странные выпуклости! — Теперь он заметил, что они были повсюду! Повсюду!!! Они напоминали капли крови на салфетке. Соблазнительные губы.
Но стоило к ним присмотреться, как они превращались в расплывающиеся сгустки, в полипы всех цветов и оттенков — багровые, ядовито-зеленые и ярко-желтые, — в мерцающие карбункулы, в сочащиеся нарывы с налипшими мошками или мокрицами.
Смотри-ка: эти струпья радостно верещали! Выводили рулады! Заливались, как птицы!
Небоскребы часом не накренились? Может, он свесился головой вниз? Может, там никакое не небо, а черный мреющий асфальт? Ну-ка, не сходи с ума!
Оказалось, это были не жуки! Невероятно! Это были бородатые, видимо, уже давно одичавшие альпинисты-экстремалы!!! — Опутанные, обвитые нейлоновыми тросами, они висели на фасадах небоскребов над бездной!
Сзади у них были приторочены лыжи.