Край лимонных рощ в цвету? Земля обетованная? — Клоккманн обтер лоб носовым платком, который развевался, как маленькое знамя. Из песка торчали роликовые коньки.
Впрочем, ветерок тут веял далеко не прохладой. Насколько хватало глаз, вокруг них простиралась безжизненная, выжженная пустыня. Тишина стояла абсолютная, мертвенная, как в погасшем очаге. Можно было услышать даже, как падает булавка, а не то что предметы покрупнее, скажем, черный рояль, если бы он вознесся на колонне высоко в слепящее небо и кому-то пришло в голову спихнуть его вниз.
— Не-е-ет! — Клоккманн закрыл лицо ладонями: неужели туда, наверх, на высокую колоннаду храма, и впрямь занесло раскрытый рояль, большой концертный рояль? Тень черного призрака витала над землей.
Безумный вопль Клоккманна разнесся над громадами пирамидальных гор, которые высились на горизонте, слегка подернутые искристой пеленой: знойное марево.
Мистериосо покачал головой:
— Да быть такого не может! Сколько лет уже такого не видел. — Он вышел на агору. Стая коршунов выпорхнула из каньона, прежде неразличимого среди серых, сверкающих просторов.
— Вы это о чем? — Вид у Клоккманна был жалкий. Лицо уже разопрело на солнце, глаза выпучились, набухшие губы потрескались.
— Сюда ведь никто не ходит! Сюда ведь никто не ходит! — Мистериосо сжал кулаки. По его голове, которая еще сильнее налилась кровью от ярости, по всему его телу шарили, пробиваясь сквозь плотную листву, солнечные лучи. Казалось, они хотели пронзить его насквозь. Свести с ума. — По агоре рыскали стайки крыс.
Клоккманн просунул руку между ветвей, пытаясь дотянуться до райских плодов. Заманчиво желтели сосцы лимонов, покачивались парами круглые апельсины. Увы, они висели слишком высоко!
— Ничего себе, — пролепетал Клоккманн, — эти деревья и правда похожи на людей.
Он почесал затылок и указал на пологий склон, над которым колыхались, как водоросли, и кружили, как танцующие наяды, шаровидные зеленые кроны.
— Первые из них там как раз и лежат, — сказал Мистериосо.
Клокман тут же отпустил отяжеленную плодами ветвь, и она отхлестнула, как плеть. Он так ничего и не сорвал. Раздался шлепок.
Смотри-ка! Под деревьями действительно лежали вповалку мумии, обратив восковые лица к солнцу и вперяясь пустыми глазницами в листву. Ветер трепал лохмотья, свисавшие со сморщенных, иссохших тел, — и снова показалось, будто это колышется вода в аквариуме и волны ласково и нежно ворошат трупы.
Мистериосо постучал костяшками пальцев по скале, которая высилась посреди цветущей рощи, как кряжистый риф.
— Неудивительно, что они тут издохли! Водянка! Видите, вода не проступает. — Он ударил по скале, и тут Клоккманн заметил, что она целиком состоит из окаменелых рыб. Зарябила взметнувшаяся пыль.
— Пока что нет единого мнения, — произнес лекторским тоном Мистериосо, — действительно ли это высохший океан — та самая, только уже опустевшая ванна, из которой когда-то вышла Венера: вон! Сплошь морские звезды! — Он махнул рукой в сторону разноцветных песчаных холмов, которые тянулись вниз по долине грядами, небрежно покрытыми россыпью бликов; песок переливался всеми оттенками красного и черного цвета. — Вполне возможно, что здесь находился морской залив, увитый блестящими лианами водорослей, кишащий порхающими медузами, защищенный коралловыми рифами! — Но влага испарилась!
— Как в кастрюле с супом, которую передержали на огне, — проворчал Клоккманн: неужели ему полегчало от сумасбродных теорий Мистериосо? Солнце и песок! Миражи! Он разочарованно отвернулся от мумий, от этой выброшенной на берег ни на что не годной контрабанды. Свою записную книжку он на время убрал.
Вокруг рдеющих апельсинов-корольков, которые горели, как огоньки, на рассеянных по площадке искривленных плодовых деревьях, копошились огромные жуки-олени, угрожающе вздымая рога. На пурпурных, серых и черных холмах царило величественное запустение. Песня жуков-оленей звучала как похоронный марш: хрум-хрум! Сами они были похожи на бронзовые урны, на тихонько гудящие контрабасы.
Среди морских звезд были рассыпаны блестящие чешуйки вперемежку с искрящимися кристаллами: раковины? Окаменевшие плавники? Обрывки жемчужных колье?
— Там впереди оркестровая яма! — Мистериосо жестикулировал худыми, артистичными руками. Жаль только, что вид их наводил на мысль о том, что профессор и сам, не ровен час, обратится в пыль и прах. — Оркестровая яма!